Селим вытерся полотенцем, оделся и, проигнорировав недобрый взгляд жены, вышел на улицу. Потрепав сонного пса по голове, сел в машину и поехал к морю. До начала рабочего дня было еще больше трех часов. Домчав в рекордные минуты до берега, Селим снял форменные ботинки, носки и босиком прошел по гальке к воде. Соленые синие волны, еще не прогретые солнцем, обдали его пеной. Постояв с минуту в воде, Селим сел на белую гальку и уставился на горизонт, где вдали едва виднелись прогулочные яхты. Еще с детства он, тощий паренек, знал этот район Сиде как свои пять пальцев. У родителей была неподалеку лавчонка, где они, с трудом сводя концы с концами, торговали хозяйственными товарами, пока постепенно не перешли на всякую дребедень для туристов. В сезон лавка приносила более или менее стабильные деньги. Сытые немецкие бюргеры, облюбовавшие Турцию, частенько заходили в лавку на пути к базару. Потом Анталийское побережье оккупировали русские туристы, и поток стал больше. Но в октябре количество приезжих сходило на нет, и долгие зимние месяцы приходилось экономить на всем. Так продолжалось несколько лет, пока отец не слег и не продал лавку. Если повернуть голову от моря влево, сейчас еще можно увидеть крышу мечети по соседству, но лавки семьи Курт на этом месте уже не было. Там давно разместился трехэтажный магазин с кожаными куртками и шубами.
В те времена, когда Селим был мальчишкой, этот район считался почти захолустьем. Все достопримечательности находились в другой стороне, место привлекало только любителей дешевого жилья. Здесь почти не было многоэтажек, только дома давно прижившихся семейств с фамилиями Курт, Оздемир, Кылыч и Озкан, в той или иной степени состоящих друг с другом в родстве. Каждый день вместе с окрестной ребятней Селим бегал по берегу моря, когда был свободен, ведь в каникулы он тоже работал в лавке, и первым, что он видел утром, если ему приходилось ночевать на чердаке, чтобы открыть торговлю пораньше, была бескрайняя небесная синева, сливающаяся с такой же же бескрайней синевой моря. Волны несли белые полосы морской пены, а над ними кружили чайки.
В свободное время Селим убегал на берег и сидел на гальке, поедая балык-экмек и таращась на яхты богачей. Тогда он еще не думал, что пойдет в полицию, навсегда поставив крест на семейном бизнесе. Ему грезились морские путешествия, и он очень долго мечтал о мореходной школе, но это было хлопотно и дорого. Здесь же, на берегу, он всерьез начал засматриваться на свою соседку, дочку торговца Асию Озкан, а родители, заметив его интерес, поспешили их сосватать. За Асию давали неплохое приданое, и, получив ее в жены, Селим думал, что его семейная жизнь состоялась. Ему и в голову не могло прийти, что покорная и робкая Асия всего через несколько лет превратится в монстра. Ее вспышки ярости на пустом месте всегда были неожиданными, дикими и неоправданно жестокими. Селиму стыдно было признаться, что он боится жены. Притерпевшись, он не мог не признать, что иногда, поругавшись с ней на ночь глядя, спит чуть хуже и вздрагивает по ночам при мысли, что она подкрадется и зарежет его. Каждый раз, видя взгляд ее черных, будто обращенных внутрь себя глаз, наблюдая, как она машинально, не замечая, тащит в рот пряди курчавых волос и грызет их с неистовством, Селим спешно ретировался.
Просидев у моря почти полтора часа, он нехотя поднялся, сунул ноги в туфли и побрел к машине. Конечно, он еще успел бы вернуться домой и позавтракать, но ему не хотелось видеть тяжелый взгляд Асии. Воспоминания о беззаботной юности все еще кружили ему голову. Он даже ощутил на губах знакомый рыбный вкус балык-экмека. Усевшись за руль, Селим вновь посмотрел на сообщения, поморщился и завел мотор. В участке его ждал гость, которого он не особо хотел видеть.
