Через пару часов в расписании стоял персональный сеанс у психолога, а вечером – групповые занятия. У Леси имелась уйма времени, которое следовало чем-то занять. Она наведалась в комнату отдыха и, не найдя там Марго, поднялась на второй этаж. Остановилась у палаты номер семнадцать и деликатно постучала. Ответа не последовало, и Леся, краснея от собственной наглости, тихонько приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
Марго полусидела на койке и неподвижно смотрела в пространство. Леся не сразу заметила странность ее напряженной позы и, лишь подойдя ближе, увидела сковывавшие ее запястья ремни.
– Марго? – Леся шагнула ближе и вздрогнула от резкого оклика за спиной.
– Что вы здесь делаете? Вам нельзя здесь находиться! – «Злая» медсестра стояла в проеме двери, буравя ее суровым взглядом.
– Раньше нам разрешали заходить друг к другу в палаты, – проблеяла она, растерявшись. – Что с ней случилось?
– Немедленно покиньте палату! – приказала медсестра. У нее были круглые, широко расставленные глаза, вздернутый нос и выступающий подбородок, отчего ее лицо напоминало морду брабансона.
Медсестра угрожающе покачнулась и шагнула вперед. Леся стушевалась и прошмыгнула мимо нее в коридор, опасаясь, как бы та не вцепилась в нее своими челюстями. Некоторые люди рождаются для того, чтобы пугать других.
Она преодолела небольшое расстояние до своей палаты и нырнула внутрь, судорожно захлопнув дверь. Запереться изнутри было нельзя – однако сам факт того, что она находится в помещении одна, мгновенно успокоил ее. Всего лишь иллюзия защищенности, но иногда достаточно и ее.
Леся подошла к окну. Во дворике было пусто, лишь у ближней скамейки семенили голуби, клюя хлебные крошки. Это Федор Михайлович с утра уже успел поделиться с ними угощением. Сухонький тихий старичок, бывший преподаватель литературы, воображал себя писателем Достоевским. Хлопот он врачам не доставлял, мирно прогуливался по территории, обдумывая новый роман, и лишь иногда, робко спросив разрешения, мог зачитать наизусть отрывок из «Идиота» или «Братьев Карамазовых» и поинтересоваться мнением.
Тридцатью минутами позднее Леся сидела в кабинете психолога, в мягком глубоком кресле, больше располагающем ко сну, нежели к оживленной беседе. Медлительный, пожилой доктор с добрыми глазами расспрашивал ее о самочувствии, просил поделиться мыслями. Его звали Петр Петрович, но она мысленно переименовала его в Пепе.
– Вас что-то тревожит? – с благожелательной улыбкой предположил он, машинально водя пальцами по гладкой поверхности стола, обходя стопку бумаг и карандаши, будто ласкал ее.
– Что-то случилось с Марго…
– С Марго? – Его добрые глаза сощурились, и на долю секунды в них сверкнул хищный интерес.
– Женщина с депрессией.
– Да, я догадываюсь, о ком вы говорите. – Он многозначительно кивнул. – Так что с нею случилось?
Леся замешкалась, подбирая слова:
– Ее зачем-то привязали к кровати, хотя она никогда не проявляла агрессии! Мы с ней всегда мило беседовали. А сегодня я пробовала с ней заговорить, но она не отреагировала. Только пялилась в пространство стеклянным взглядом.
Доктор перестал водить пальцами по столу, взял карандаш и что-то быстро записал на листке.
Леся умолкла, и мужчина поспешно поднял голову:
– Продолжайте, я вас внимательно слушаю. Вы ведь знаете, что можете быть со мной абсолютно откровенны.
Не то чтобы Лесе сильно хотелось откровенничать, но какие еще варианты у нее имелись? Чтобы поскорее выйти из клиники, она должна сотрудничать и позволять специалистам делать свою работу.
