– А что, если она заменит собой дочку, например, разве родители это не увидят?
– Нет, Азатик, они и сами становятся её рабами, живут, и не понимают, что уже не по своему уму живут, а то, что она им напоёт. А она только для себя живёт, на остальных ей наплевать.
– Плохо.
– Ещё как! Что-то мне кажется, что не в книжке ты это прочитал. Что, неужели ты встретил Бичуру?
– Не знаю, Анна Прокофьевна, ничего не знаю.
– Это ты не про дочку ли Алеевых задумался?
Я промолчал, боясь, что выдам себя. Анна Прокофьевна вздохнула, вытерла руки о фартук и сказала грустно:
– Значит, про неё. Какая из них – старшая или младшая? Ну ладно, не хочешь – не говори. Про дочерей Ильгизы ничего не могу сказать, не знаю, а вот случай с их семьёй, расскажу. А ты уж сам после решай, что тебе делать. У старшей сестры Ильгизы, Малики, была отметинка особая, у неё было шесть пальцев на одной руке. Ну, понятно, пока она росла, то и дразнили её ребята, и смеялись над ней. Хоть она и была красивой девкой, такой же, как и Ильгиза, да только у Ильгизы от женихов отбоя не было, а Малика всё одна сидела, книжки читала. И вот, к нам из города приехал новый доктор, Валентин, такой видный парень, положительный, не пил, не курил, тоже всё книги читал. И на этой почве они с Маликой общаться начали, вместе даже по деревне погуляли несколько раз. А потом к нему из города девушка приехала. Ну и всё, закончились у них после этого с Маликой прогулки совместные, невеста приезжая к нему заселилась, они с ней расписались. А Малика после её приезда просто с лица спала. Она работала тогда в поле, они помидоры пасынковали, так девки из её бригады говорили, что она слезами все свои рядки умывала, не ела ничего, ни с кем не говорила. Вот так она страдала, страдала, а потом вдруг, на тебе, неожиданно отсылает доктор свою жену в город обратно, а у той уж и животик обозначился, ребеночка она уже ждала. А доктор развёлся с ней и они с Маликой расписались, и Малика вся такая счастливая по деревне бегала, словно самовар начищенный светилась. И поговаривать люди начали, что не просто так её бабка вокруг кладбища дорожку протоптала, всё какие-то цветочки там с могилки на могилку перевязывала. А бабка её ещё та злыдня была! Взгляд у неё был недобрый, только скажет что человеку, всё, знай, обязательно у него что-нибудь заболит. Да только недолгим было счастье у Малики. Она во время родов умерла, а доктор забрал новорождённую дочку и уехал с ней в город. Ильгиза очень страдала по сестре. Долго ходила, как в воду опущенная. Когда у неё старшая дочка родилась, она хотела её в честь Малики назвать, да дед не дал, он на Малику зол был, что та чужого мужа увела. А соседка их Катя, она тогда ещё жива была, говорила, что грех на их семье, аукнутся им слёзы беременной женщины. Вот так, Азатик. Может, ты и не послушаешь моих слов, но я тебе сказала, все как есть. А почему ты подумал, что она Бичура? Аль подсказал тебе кто?
– Сестра её, Гуля, вчера мне сказала. Сказала, чтобы уезжал я.
– Эх, бедняжка! Если Бичура узнает про то, ни в жизнь не оставит её в живых. Они такие, и до смертоубийства могут дойти. Но уж если тебя сестра её предупредила, так лучше тебе ноги в руки и дуть отсюда подальше, пока беды не вышло.
– А Гуля? Вдруг ей Бичура отомстит?
– А это уже как бог допустит! – Анна Прокофьевна вздохнула. – Никто не знает своей судьбы, вот и ты думай, как тебе дальше быть.
