Николай вытянул руку и указал на занятого мятыми сапогами чистильщика обуви.
– А, что с ним не так, барин? – прохрипел мужчина.
– Хамят-с! – высокопарно, даже немного театрально, пояснил Николай.
Лакей спустился, и, без всяких церемоний, схватил пацана за ухо. Великоватая тюбетейка съехала набок.
– Ааа! – завопил мальчишка, выронив щетки. – Дядя Жора! Дядя Жора! Пусти, пусти больно!
Мальчик зажмурился, всеми силами стараясь достойно перенести экзекуцию. От резкой боли потемнело в глазах. Дело не только в ухе. Болело гордое восточное сердце. «Наверняка, – решил чистильщик, – она это видит!».
За минуту до обидчивого господина мальчишка драил изысканные штиблеты истинного франта. Высокий мужчина в сером костюме скроенным по последнему шику, был не один. Величественно поставив ногу на подставку, он похлопал тростью по плечу мальчишки:
– Эй, малец! – проговорил он барским голосом. – Ну-ка, наведи-ка лоска!
Татаренок взялся за щетки. Господин тем временем продолжил, обращаясь к спутнице:
– Хлоя, дорогая! Я иду туда как на голгофу! И я хочу, чтобы ты знала – моя жертва для тебя!
– Оставьте, Павел Гордеевич, пафос для строф, – ответила женщина проникновенным голосом.
Иса не мог не взглянуть на обладательницу чудесного тембра. Он поднял глаза и … В силу своего шалявного возраста, пацан многого не знал. Жизнь сироты пропитана обделенностью, как баклава медом. Среди унижений и обид, какими бы горькими они ни были, случаются мгновенья счастья. И любви. Настоящей любови. Не родительской. Не той, что туго переплетена с обязанностью и долгом. Просто любви.
Зачарованно глядя на смуглую молодую женщину с крупными, но удивительно гармоничными чертами лица, шквал незнакомых чувств накрыл Ису с головой. Разобраться откуда взялись эти чувства, почему, и что с ними делать, казалось бесполезным. Мальчуган просто желал смотреть на нее и слушать ее волшебный голос. Может счастье – это просто смотреть и слушать, ничего не ожидая взамен.
– Эй, братец! – гаркнул господин. – Ты заснул там?
– А? – очнулся Иса. – Не, барин. Извиняйте!
Мальчик вернулся к работе. Поднять глаза и еще раз взглянуть на околдовавшую даму он не смел. На прощания, ловя брошенную монету, почувствовал запах духов. Ее запах. В глазах, как во сне, мелькнул подол дорогого платья. Пара скрылась в толпе.
Теперь же, стискивая от боли зубы, и бормоча какие-то проклятия, татаренок Иса пытался растворить боль от стиснутого уха в себе. Лишь бы она не видела его унижение.
Недовольное лицо господина Челеби осветила улыбка. Удовлетворенный экзекуцией он уже осмотрел собравшихся. В толпе, у самой кромки тротуара заметил знакомого. Не говоря ни слова, взял супругу под локоть. Приподнял шляпу и пролепетал:
– Рад вас приветствовать, Ваган Шахинович!
Рослый, широкоплечий мужчина явно встречи был не рад. Спрятав недовольство в густые с проседью усы, заговорил:
– И вы здесь, – резкий кавказский акцент звучал раздраженно. – Весь город должен видеть мой позор.
Не совсем ясно, к кому именно усач обращается: к подошедшей паре или к стоящей рядом супруге.
– Фи, как не вежливо! – заметила женщина, улыбнувшись семейству Челеби. – Кстати, и это еще один повод посетить уроки хороших манер!
Она рассмеялась. Было заметно, ей не ловко за грубость супруга.
– Наденька, – заспорил Ваган, – у меня манеры настоящего мужчины! Что мне эти ваши французские пардон-мерси?
