– Это ты так кадришь девушек? – с легкой улыбкой спросила София.
– Милый дамы, кадрил я, как ты выражаешься, вас сегодня ночью, а сейчас мне хочется лишь откровенных разговоров, – парировал кухонный философ.
– Мой друг, – обратился к нему Чарльз, – неужто ты вправе говорить о бессмысленности жизни в свои двадцать лет? Человек, которому родители обеспечили прекрасное будущее, у которого есть все шансы реализовать свои мечты? Может быть, и твои слова вовсе не являются твоими? Может, это слова совсем других людей? Писателей, философов, певцов – да неважно кого еще.
– Может, ты и прав. Тогда кто есть личность? К чему все эти подверженные юношескому максимализму выражения? Если все наши слова и поступки лишь комплекс из слов и поступков других людей, то мы, мой друг, вонючая, никчемная, серая масса потребителей, которые только и могут, как говорить ночами о смысле жизни! Не это ли яркое подтверждение бессмысленности этих разговоров и нашей жизни в целом?
– Может, мы просто выпьем? – спросила Полина, посмотрев милым личиком на друзей.
– Выпьем же, друзья, дабы еще дальше углубиться в фантазии и уйти от серой реальности! – сказал Рэй, одним глотком осушив бокал, а друзья, переглянувшись, последовали его примеру.
– Если вся жизнь – это некий анабиоз, то что тогда наши сны? – спросил Чарльз.
– А можно мне ответить? – спросила Полина. – Недавно я встретила одного молодого человека в баре…
– Это тот, о ком я думаю? – поинтересовалась Софи.
– Нет, это другой, – она отрицательно помотала головой. – Мы с ним тоже говорили о снах, и пришли к одному выводу. Вот, послушайте, – обратилась Полина к улыбающимся друзьям, – мы же всегда думаем во сне, что все происходящее реально, а когда просыпаемся, то понимаем, как глупо было верить говорящему покойному другу, к примеру. А что, если есть альтернативный мир, в котором живет наша копия? Когда у нас день, то они видят отрывки реальных действий нашего мира, считая это глупым сном, а когда спим мы, то видим их жизнь?
– Это все очень интересно, – Рэй улыбнулся Полине, будто похвалив ребенка, нарисовавшего желтое солнышко и зеленое поле, а на нем красных коровок, – но не буду ли я прав, если предположу, что ты лишь хочешь продолжить разговор об одном конкретном сне?
– О каком таком «конкретном» сне вы говорите, мальчики? – задала вопрос София.
– Ну, девушки, это поистине интересная история, достойная начала добротных книг об опасных приключениях и интригующих событиях, – сказал Рэй, подмигивая Чарльзу.
НЕ ВЕРЮ
– О рыцарях! И об их милых дамах! – прошептала Полина, у которой алкоголь стирал пыль с ее детских фантазий, а может, даже, совсем не детских.
– Чарльз, ты дашь мне слово, друг мой? Благодарю. Эта история не рыцарях, к сожалению, – Полина моментально сделала огорченное личико, – но о нашей жизни! О нашем бесконечно долгом, и в то же время коротким как миг, анабиозе под названием «жизнь» – сказал Рэй, вставая на стул и ставя ногу на стол.
– Ну же, мой друг, алкоголь в твоей крови определенно зашкаливает, – с легкой улыбкой промолвил Чарльз, убирая бутылку от ноги Рэя.
– И плевать! Это лишь раззадоривает меня быть таким, какой я есть!
– Личностью? – так же с улыбкой спросила София.
– Я думаю, мы таким образом даже не начнем говорить о нашей истории со сном, – произнес Чарльз. – Рэй, надеюсь, ты не будешь против, если я быстро обрисую картину, а ты, несомненно, добавишь ей красок?
