Клуб самоубийц - страница 12

Нет, он усмехнулся про себя: «От вас никуда не убежишь». Он вспомнил, как мальчишкой обрадовался, найдя на страницах «Прощай, оружие» это с детства знакомое слово. Но моя тетушка – не мисс Ван-Кампен, а я – не Фредерик Генри. Так что, Старик, спи спокойно.

– Тефтели разогреваются, на салат у нас редиска, сейчас принесу, и мы будем готовиться к горячему, – она поставила стаканы с лафитником на стол и опять вышла на кухню. Пе́трович подождал, пока она не вернулась с двумя блюдцами редиски, украшенными веточками сельдерея, взял лафитник и аккуратно наполнил по треть рюмки.

– Давай, дорогая, за твое здоровье, – он чуть взболтал напиток, кругом вдохнул его аромат, сделал большой глоток, улыбнулся и потянулся к редиске. Тетушка чуть пригубила и взяла веточку сельдерея.

Пе́трович закинул голову. Тетушкин кюммель был не совсем обычным. Он встречал традиционным запахом тмина и вкусом аниса, сдобренного лимоном. Но когда напиток проходил, рот начинал наполняться густым и ярким ароматом меда. Подняв голову, можно было удержать этот аромат несколько минут. Добавлять мед в настойку ее научил пленный русский, который работал у соседей во время войны, немного помогавший с распилкой дров и им с мужем. А когда мед во рту начинал таять, его покрывал настоящий, садовый, свежий вкус редиса или сельдерея. Пе́трович опустил голову и крякнул от удовольствия. Тетушка улыбнулась, встала, подошла к буфету, достала фарфоровую пепельницу в форме профиля слона и позволительно кивнула головой: теперь ты можешь покурить.

Пе́трович благодарно кивнул головой и пододвинул к себе пепельницу. Та была привезена из Северной Африки, из самой Касабланки, в самом начале войны. Пепельница специально предназначалась для трубок, которые можно было раскладывать в хоботе, голове и чреве слона. Тетушка ни в какую не соглашалась (это же «Касабланка», Хэмфри Богарт и Ингрид Бергман) отдать ее племяннику – раз нравится, значит, чаще будешь приходить. Пе́трович набил выходной «данхилл», закурил, затянулся, выдержал паузу – и полез в карман за конвертом[14].

Тетушка бережно приняла конверт двумя руками (все понятно, о чем идет речь: время рождественских подарков давно прошло), положила, не открывая, на стол и опять улыбнулась:

– Заказ, да?

– Да.

– В тебе можно быть уверенным, как в английской железной дороге.

После войны они с мужем ездили в Англию, он – по своим профессиональным интересам, она – за компанию, откуда они оба привезли (наша пунктуальность общеизвестна, но их дотошность и точность просто неподражаемы) восхищение не только замками и мостами.

– И – кто? Судя по той легкости, с которой ты расстался с конвертом, это что-то большое, типа завода, да?

Пе́трович привык делиться с ней деталями своих дел, да и она, моментально улавливая суть проблем, привыкла обсуждать с ним прибыли и убытки, но особенно – нечистоплотность ответственных работников его клиентов.

– На этот раз – нет, но, – тут Пе́трович постучал трубкой о край пепельницы – слоник оказался совсем немаленьким, – сравнимый с заводом.

– А тогда – что это такое? Неужели – киностудия?

Тетушка мечтала, что когда-нибудь племяннику закажут аудит киностудии и она (чем я хуже мисс Марпл?) торжественно с ним под руку войдет в святая святых ее юности.

– Нет, не киностудия. Но это кино будет похлеще вестерна. – Пе́трович допил рюмку, и тетушка, враз оживившись от предвкушения рассказа, тут же наполнила ее снова. Но она была настоящей женщиной. Тетушка подождала, пока он сделает глоток, закинет голову, опустит ее, крякнет от удовольствия, затянется, выпустит струю дыма, и только после сказала: