Клуб сочинителей эротики. Главы и интермедии - страница 9

Была уж почти ночь, когда скорым шагом вышли они из парадного – юная высокая девица в синем бархатном платье с кринолином и полноватый мужчина небольшого росточку, семенивший рядом с девицей и держащий ее под ручку на женский манер. Они вошли в экипаж и захлопнули черную лаковую дверцу, не оглянувшись и не ведая, что из окна спальни следит за ними Марианна Петеровна, трепеща от обиды и невыплаканных слез.

Надобно сразу же предупредить внимательного читателя: многое из того, о чем я имею честь ему поведать, восстановлено уже лично мною, спустя почти сто лет, по дневникам Абигайль Ивановны и Марианны Петеровны, хранящимся до сего дня на чердаке нашей усадьбы в Соснино. Записывая происшедшее старательно и безо всякой спешки, я нет-нет да и поднимаю затуманенный вожделением взгляд свой на два овальных портрета – Абигайль Ивановны и Марианны Петеровны. Их высокие прически, украшенные перьями и жемчугами, прибраны на сих портретах тщательнейшим образом, глаза темные, выпуклые, с поволокой, глядят пристально на своего потомка, изогнутые линии грудей угадываются под нежным кружевом декольте, станы туго стянуты корсетами, а милые их влажные губы хранят тени таинственных улыбок, кои пленили ни одного кавалера.

Вернемся однако к нашему повествованию. Экипаж князя Паласара едва заметно скользил между деревьями, кучер зажег лампаду, и одинокому путнику, забредшему в поздний час на отдаленные проулки, чудилось, будто то огонь Святого Эльма подпрыгивает карминною точкою в ночи. Воспользовавшись мраком, Лев Тиглатович прикоснулся к затянутой до боли груди Абигайль Ивановны, и, не почуяв никакого препятствия, окромя легкого вскрика – стремясь скрыть собственные натуральные очертания, Абигайль Ивановна явно переусердствовала, – юноша погрузил разгоряченную свою физиономию в бархатные складки одеяний и принялся лобзать сладостную кожу Абигайль Ивановны, проникая глубже в самую сердцевину предмета, в подлинный, так сказать, центр ее воспламенявшегося тела, и чуть было не добрался до самого стремительного пункта ее наслаждения, когда кучер возвестил о прибытии экипажа к назначенному особняку, и нашей парочке пришлось отпрянуть друг от друга и принять вид представительный и строгий.

Не смея далее отдаться своим сочинительским амбициям, смиренно привожу здесь страницу из дневника моей прабабки, без каких-либо исправлений и приукрашений, ибо архаический стиль ее записок кажется мне самим по себе и прекрасным, и мистериозным»*.

«Постой», – вдруг как будто выкрикнул Председатель. Злата читала так быстро, так неумело, она здорово тараторила, и порой было вообще трудно понять, где кончается одно предложение и начинается другое. Но все же те, кто ее понимал, как-то неловко посмеивались и удивленно переглядывались. До сих пор она молчала и ни разу еще ничего не читала, и вот, пожалуйста, какая-то витиеватая сказовая манера, впрочем, довольно искусственная… Странный сюжет, бал-маскарад, происходивший как будто бы в восемнадцатом веке… – «Постой», – уже спокойнее произнес Председатель, убедившись, что «фонтан», вернее, «пулемет» – затих. – «Мне кажется, в твоем рассказе очень много подробностей, которые нельзя назвать эротическими. Это не эротика в полном смысле слова».

«А что, в таком случае, эротика?» – вдруг спросил Максим.

«Ну, ты-то пишешь чистую эротику», – Председатель поощрительно кивнул в его сторону, убрал непослушную прядь своими пухлыми пальцами за ухо, и снова обратился к Злате. – «Где же то, что мы так ждем на наших собраниях? Где, собственно, подробности?»