– Так я и не собираюсь.
– Я крупный партийный работник, меня здесь знают и уважают, ты просто не имеешь права меня компрометировать своим поведением!.. Веди себя тихо, учись хорошо, слушайся меня, маму…
Бородулин заученно прочел целую лекцию, чувствовалось, что читать мораль – часть его профессии. Но также Кеша понимал, что слушаться этого типа – это его участь в новой жизни. В детском доме свои преимущества, там, среди друзей, он чувствовал себя в своей тарелке, но возвращаться туда почему-то не хотелось. Здесь у него своя комната, здесь он может есть досыта. И еще после восьмого класса он может поступить в техникум, а не в какое-то ПТУ, это уже совсем другой уровень. А кому не хочется стать человеком?
* * *
Рыжие волосы, конопатое лицо, желтые глаза, запах пота и мочи. В какой-то момент Кеше показалось, что перед ним стоит Мякиш.
– Ты кто такой? – зло спросил рыжий.
– Отвали!
Кеша понимал, грубить нельзя, можно нарваться, но и сопли пускать он тоже не собирался.
Школа ему понравилась, современное здание, светлые классы с высокими потолками, целый комплекс спортивных залов, большой, малые, даже качалка есть, и станки там не самодельные, а заводские. Кеша уже успел побывать там, только вот качков не увидел. Может, по вечерам собираются. А может, сами к нему подойдут, за рыжего спросить. Ясно же, что загонщика под него выслали, узнать, кто он такой по жизни, пацан или лох позорный. Он-то, конечно, пацан, но среди своих, а здесь ему все заново начинать. А не хочется. Быть своим среди чужих не хочется. Любера его враги, нельзя ему с ними, западло.
– Детдомовский? – не унимался рыжий.
– А это правда, что у вас там всех баб… ну того! – Пучеглазый толстяк ткнул пальцем в баранку из согнутых и сомкнутых пальцев.
Щеки вислые, подбородок как холодец трясется, живот выпирает так, что рубашка в брюки не заправляется. Ну какой из него любер? Рыжий тоже и близко на качка не тянет. Парней в классе не очень много, человек семь-восемь, среди них только один более-менее спортивного телосложения, а остальные своим телом и близко не занимались. Жирный так брюхо набил, смотреть тошно. Еще и крутого из себя корчит. Вломить бы ему промеж глаз, да нельзя. Плевать на Бородулина, а мама просила вести себя хорошо, для нее это очень важно. Для нее, для них…
– Нет у нас там баб.
Девчонки в детском доме, конечно, были, и не все сохранили девственность, но с повальным распутством Кеша не сталкивался. Просто попалась одна тварь, сама за рубль в сортире отдавалась и кое-кого из девчонок приобщить успела, но это не стихия, так, непогода, дождь покапал и прошел.
– Вы что там, друг с другом пялились? – хихикнул жирный.
– А ты что, озабоченный? – нахмурился Кеша.
Он мог бы и круче сказать, но вокруг не только ребята, девчонок много, все в белых фартуках, как будто темные носить западло. Видно, серая повседневность здесь не в почете. Платья у всех если не короткие, то близко к тому, и туфли на каблуках. И накрашены все, и модно завиты, так в детском доме ходить никто себе позволить не мог, значки комсомольские на лямках с кружевными оборками, а выглядят как проститутки. Да и разговоры слишком сальные для них, но ничего, стоят, уши развесили.
– Слышь!
Толстый толкнул в грудь, Кеша даже не попытался уклониться. Но и на ногах не устоял, слишком уж мощно толкнули. Не упал, нет, всего лишь сдвинулся на шаг назад. Выдержал, можно сказать, удар, но девчонки этого не оценили, пренебрежительно захихикали.
