Актриса из меня никудышная, но сенатор не чувствует подвоха.
— Не могли бы вы убрать номер попозже?
— Разумеется, сэр. Извините, — я пячусь назад, выкатывая тележку в коридор. — Через час я вам не помешаю?
— Лучше зайдите через полтора, — миролюбиво кивает он. — У меня как раз встреча.
Чуть ли не бегом вернувшись к себе в номер, я мечусь от стены к стене как по раскаленным углям, пока меня не подхлестывает очередной звонок.
— Иди.
Прошло всего полчаса. К чему эта спешка?
— А если он еще не уснул?
— Иди! — со злостью шипит Дейдра и бросает трубку.
Уже без тележки я возвращаюсь к люксу. Прикрыв за собой дверь, я на мгновение прислоняюсь к ней, чтобы дождаться реакции, но сенатор даже не поворачивается на звук. Вытянувшись на кровати, он лежит поверх одеяла в том же халате, в котором появился из ванной. Белый тапок валяется рядом, а второй так и остался на ноге, смешно зацепившись за палец.
Крадучись подобравшись ближе, я присаживаюсь на корточки и достаю из кейса на полу увесистую черную папку.
Вот и все. Через несколько секунд я стану свободной.
Бросив извиняющийся взгляд на сенатора, я неожиданно напрягаюсь — в его позе есть что-то пугающе неестественное. Он лежит слишком неподвижно. Не всхрапнет, не дернет веком… и, кажется, не дышит.
Неужели я не рассчитала дозу?
Тело вмиг теряет опору и жесткость. Я словно без костей и суставов — не человек, а трясущееся желе.
В панике я стискиваю запястье сенатора, чтобы отогнать страшную догадку. Так и есть — пульс не прощупывается, кожа холодна, а грудь под махровым халатом не поднимается в такт дыханию.
— Господи, нет… — не чувствуя ног, я опускаюсь на колени.
В глазах мутнеет, цементный ком в груди рвется к горлу приступом тошноты. Единственное, что я вижу перед собой — бледное старческое лицо.
Сенатор Андерсон мертв.
Я его убила.
Онемевшие пальцы не в силах удерживать папку. Разжавшись, они выпускают ее, и на ковер вываливается… пачка белоснежных листов. Опешив, я тянусь за одним из них.
Какого черта?
Машинально переворачиваю — чисто. Хватаю следующий — снова ничего. Попытки обнаружить хоть строчку тщетны, в «документах» нет ни единой записи.
Если они вообще когда-нибудь были.
В полной прострации я поднимаюсь с пола и обвожу номер невидящим взглядом, стараясь не задерживать его на теле сенатора.
Отсутствие на этаже горничных. Якобы усыпляющий неизвестный препарат. Папка, которую нужно забрать в строго определенное время. Мелкие разрозненные детали как крошечные частицы мозаики складываются в ужасающую картину.
Рид готовил не кражу, а убийство. А я стала его орудием.
Покачиваясь, я делаю несколько шагов. Рискнуть и вызвать копов самой? Но что им сказать? Что я сунулась выполнять задание едва знакомого человека из-за угрозы жизни родителям? Меня в любом случае арестуют, и без хорошего адвоката я вряд ли выпутаюсь. Как показала поездка на «Феррари», полиция подчиняется Риду.
Обхватив себя за плечи, я продолжаю оторопело осматриваться.
Неужели нет ни малейшей надежды? Вдруг чистосердечное признание смягчит приговор?
Звонок телефона выталкивает меня из ступора. Сорвавшись с места, я кидаюсь в коридор и несусь прочь. Трусливая мысль сбежать из отеля не отпускает до самого лифта, но едва он распахивает двери, я понимаю, что Рид все равно меня найдет. С ключом или без я для него как на ладони, если только не решусь уехать в никуда, оборвав старые связи.
