Соня сглотнула и широко распахнула глаза. В другой руке Мэт держал розу, очень пышную и красивую, настолько насыщенного бордового оттенка, что казалось, она не просто такого цвета, а излучает его, и он тёплый и почти осязаемый.
— Это тебе, — произнёс Мэт и, пока Соня не успела ни подумать, ни сказать, ни даже вздохнуть, торопливо продолжил с искренним и убедительным напором: — Извини, пожалуйста. Извини. За вчерашнее. Правда, очень сожалею, что так вышло. Повёл себя как последний урод. Хотя ты вообще ни при чём. — Он опустил глаза, сделал глубокий выдох, и она сразу поверила, что он действительно чувствовал себя виноватым и сожалел, что ему и правда не по себе. — Просто, понимаешь, вот эта… — Мэт не стал никак называть, но Соня поняла, о ком он, — выбесила меня. Знаешь же, бывают такие. У которых ни ума, ни гордости.
Естественно, она знала. Вчера, например, видела. Как раз одна из тех, которые действительно вечно пускают слюни по самым популярным парням и желают во что бы то ни стало добиться их благосклонности.
А Мэт перестал давить на её плечо — хотя он уже давно и не давил, а просто придерживал — ухватил за ладонь, приподнял её вверх, вложил твёрдый стебель в Сонины пальцы и сам аккуратно сжал их, накрыв сверху своими, произнося негромко:
— Держи. Это от всей души. Чтобы хоть как-то сгладить вину. — А потом спросил: — Тебя как зовут?
— Соня, — до сих пор не отойдя от удивления и смятения, пробормотала она.
Мэт довольно улыбнулся уголками губ, будто услышал что-то приятное. Или обрадовался, что она всё-таки с ним заговорила, а не послала, отхлестав этим самым цветком.
— Сонь, прости, пожалуйста, — ещё раз повторил он, прижав ладонь к груди, к тому месту, где под кожей и рёбрами билось сердце, и заглядывая ей в глаза. — Реально, жутко неудобно, что так на тебя сорвался. До сих пор не по себе. — И, не дождавшись её ответа, страдальчески выгнув брови, воскликнул: — Ну что мне сделать, чтобы ты простила? У тебя там ничего не разбилось, не сломалось в рюкзаке? А то я готов компенсировать, всё, даже с процентами. Например, на ужин пригласить в качестве возмещения морального ущерба. Или, хочешь, буду каждое утро кофе приносить? Главное, чтобы ты больше на меня не обижалась.
— Да зачем? — возразила она, замотала головой. — Не надо ничего компенсировать.
Ей вполне хватало и его слов, когда они настолько искренни, наполнены эмоциями и истинным раскаянием. И розы.
Соня даже на расстоянии чувствовала её сладковатый густой, но не душный аромат. И казалось, что цветок нежно-бархатистый на ощупь, тёплый и живой, как… ну, например, как кожа на щеке. И очень хотелось дотронуться до него пальцами. Или прижать. К собственной щеке.
И пусть тёмно-бордовая роза в подарок — это довольно банально, но в каком-то случае она вполне может стать той самой единственной в мире розой. Да и не сделал Мэт ничего такого, чтобы затаить злобу и не простить. Не обманул, не подставил, не предал, не изменил.
— Ничего страшного. С каждым может случиться. Не переживай так. Я не обижаюсь. И всё совершенно целое.
Хотя ужин с ним Соню очень бы даже устроил. Но не в качестве моральной компенсации.
— Честно не обижаешься? — пронзительно глядя в глаза, удостоверился Мэт, задумчиво наморщил лоб. — Тогда давай… я тебя… хотя бы домой отвезу. Ты ведь домой сейчас? А я на колёсах. А если откажешься, я буду считать, что ты меня так и не простила.
