Ключ в двери - страница 21

– Нет.

– И как он?

– Никак. Живет такой растительной жизнью, ничто его не волнует, ничего ему не надо. Ни дом, ни жена, ни сын. Весь в себе. Почти не разговаривает ни с кем. Ну, Витька-то теперь от нас отдельно, бог с ним… а я…

– Работает?

– Очень мало. Правда, и не тратит ничего особенно. Ест чуть-чуть, глотает что ни попадя. Курит, правда, много.

– Ну, хорошо, но как же… вот ты приходишь домой…

– Ему плевать, где я и когда приду домой… нарочно задерживалась до трех ночи, не предупреждая – никакой реакции…

– Ну вы хоть спите вместе?

Мотает головой.

– Уже два года ничего не было. Ему просто не интересно.

– Может, не способен? Или просто думает, что неспособен и боится в этом удостовериться?

– Нет.

– А что же?

– Просто ему не надо.

– А ты?

– А я его люблю.

– Но тебе-то надо ведь?

– Надо, очень надо. Вот я и мыкаюсь, как тогда у тебя. Мужчины это считывают, конечно, на раз и пытаются… А я их динамлю… И чувствую себя потом… дурой и мерзавкой…

Цепляю вилкой последние кусочки, запиваю минералкой – больше ничего не будет.

– И что, ничего нельзя сделать?

Вновь мотает головой.

– Ну ты узнавала? Психологи, там… разные волшебники…

– Бесполезно. Даже к экстрасенсорше его мать обращалась…

– Ч-черт…

– Вот так. Счастливая семейная жизнь. Хрен бы ее побрал.

Ксения улыбается печальной, усталой улыбкой.

– И уйти нельзя никак. И остаться тоже сил уже нету.

Автомобиль я бросил рядом с ДК Ленсовета, мы скоро дошли до него, по пути почти не разговаривая – благо, начинал моросить дождик, такой, знаете, обыкновенный для питерского межсезонья, будто сам Господь ссыт тебе на голову, не глядя… а ты и не обижаешься…

В машине я включил музыку и большую часть пути мы продолжали молчать – и только проехав Кушелевку, я, наконец, переварил тот словесный гарнир, что давеча прилагался к салату «цезарь»:

– Поедем ко мне?

Покачала головой, но тут же, решив, что я занят дорогой, повторила и в голос:

– Нет.

– Почему?

– Я же тебе рассказывала… там, в кафе… я не делаю этого… так решила… ну, прости меня, хорошо?..

Потом, свернув к ней во двор и припарковавшись возле зеленых помойных баков, я отщелкнул ремень безопасности и, повернувшись к девушке, нащупал в темноте обе ее ладони.

– Поехали, а?

Слегка потянул ее на себя, затем перехватил за плечи и миг спустя уже искал губами ее ускользающие губы.

…Все же в этом она смогла увернуться – не препятствуя, однако, моим объятиям. Еще секунда, другая – и, окончательно уклонившись от поцелуя, она, наконец, замерла, прижавшись щекою к моей щеке – даже позволила расстегнуть на куртке молнию. И вот моя рука завязла в шерстяной необъятности свитера, ощутив, как где-то там, внутри, под пятисантиметровым текстильным слоем, грудь замерла в привычном женском оцепенении ожидания. Я услышал ее дыхание, спокойное и взволнованное одновременно, предательски-бесстыжее, но не про мою честь. Прошла минута или три, или пять.

– Ладно. Мне пора уже идти, хорошо? – В ее голосе послышалась скребущая хлебная крошка, – Спасибо тебе за вечер… и прости… мне самой все это очень трудно дается…

– Тебе спасибо огромное… правда, спасла, кроме шуток…

Улыбнулась на прощание.

Хлопнула дверь…

Конечно, прояви я большую настойчивость… а так – как всегда… а, впрочем, черт с ней, и не жаль ничуть, чего уж там – девять к одному, плохо бы стало потом. Обоим. Тут уж – к бабке не ходи. К экстрасенсорше.

Наверное, дней через десять после этой встречи я приперся к Аденоиду в офис отчитаться о проделанной работе. Две скучающие красивые девки на ресепшене, отставив в сторону одинаковые чашки со свисающими на бок одинаковыми крылышками чайных пакетиков, долго колдовали в своих компьютерах, ища там мою фамилию. Затем, убедившись в ее отсутствии (о чем я и сам их предупредил), принялись набирать ее заново, сверяясь с водительскими правами. Точнее, набирала – одна, вторая же через плечо наблюдала, как та стучит по клавиатуре бледными длинными и какими-то донельзя томными пальчиками… чертовски сложные две буквы…