Вернувшись, в одной руке несла горшок, с торчащей из него ложкой, в другой кувшин, а под мышкой был зажат глиняный бокал. На завтрак была каша с кореньями. Однообразная еда уже на второй день не лезла в горло, но понимая, что другого не предложат, начала почти не жуя глотать кашу. И конечно сильное давление оказывал тот факт, что ложка была по-прежнему одна. Спросив про вторую ложку, получила неожиданный ответ от няни.
– Отродясь такого не было, чтобы готовили для прислуги, мы всегда доедаем то, что осталось от хозяйского стола. – и так это буднично прозвучало из её уст, без всякой обиды или неприятия. А у меня сердце сжалось и комок в горле застрял. А вот выдадут меня замуж, что с ней будет? Я, конечно, приложу все силы, чтобы забрать ее с собой, но от меня мало что зависит. Спросив о ее судьбе, вовсе отложила еду.
– Если не выгонят, здесь свой век доживать буду, по дому помогать. Но я ведь буду не нужна, когда ты уедешь, поэтому могут и выгнать. Тогда прибьюсь к кому-нибудь, на земле работать буду, я все умею, все могу. – у меня даже слов не нашлось в ответ. Да и что я могу ей пообещать?
После завтрака Вендула принесла небольшую ёмкость, и воды. Обтерлась влажной тряпкой, как в прошлый раз и натянула ту же рубашку. На этом все дела закончились, и не придумав ничего другого, пошла гулять. То есть цепляясь за стену, забралась на сундук и уставилась в окно.
Небо заволокли свинцовые облака, пушистой ватой спускающиеся до земли. Разглядеть можно было только опушку леса и колченогую деревню. Взгляд привлёк рыжий лохматый пес, он задорно бегал по дороге, ведущей от нашего дома к деревне. Гонял птиц, и уворачивался от их острых клювов. В общем на зависть мне наслаждался свободой и полнотой жизни. Свежий воздух все же бодрил, и надышавшись вволю собралась уже слезать, как раздался стук в дверь, а потом в нашу комнату вошла Эваска.
– Доброго дня госпожа, – сквозь зубы поздоровалась она со мной, и только ухмыльнулась, наблюдая меня стоящей на сундуке. – После обеда жених ваш приедет свататься, хозяин наказал быть собранной к этому времени. – Злорадно улыбаясь, она не стала дожидаться ответа, а развернувшись вышла.
– Как сегодня? Он же через три дня собирался? – начала было хвататься за голову, но потом сообразила, что по сути, разницы никакой. Перевела взгляд на няню и увидела, как увлажнились ее глаза. Она, заметив, мой взгляд быстро отвернулась и начала шерудить кочергой угли в камине. И столько безысходности было в ее сгорбленной фигуре, и опущенных плечах, что не сдерживаясь позорно разрыдалась сидя на сундуке.
– Ты чего Лива? Брось плакать то, всем по началу страшно замуж выходить, а потом, ничего, ещё смеяться над собой будешь. А уж когда детки пойдут, так и вовсе плохое все пройдет, забудется. – няня обнимала меня, ласково приговаривая какие-то слова и нежно гладила по голове. От этого слезотечение мое только усиливалось. Было жалко себя и эту добрую старушку, которая жизнь на меня положила, а с моим уходом ей грозит голодная и холодная смерть.
Выпив остатки утренних трав, немного успокоилась, или просто выплакала свои печали? А няня уже раскладывала на постели темно синее платье, пару чулок и голубой палантин. Она проводила по ним шершавой рукой, и светло улыбалась своим мыслям.
Няня достала из сундука деревянный гребень и начала расплетать мою косу, приговаривая:
