Вечером того же дня Юли пришёл в гости к соседям. Его проводили в зал, где, в том числе, находилась и Даша, злая на себя за слабоволие – не хватило сил отказать. Он разговаривал с Дмитрием Николаевичем, потом подсел к Алёнке, которая пыталась рисовать. Даша старалась показать, что в упор не замечает Юли. Его это веселило. Он взял у Алёнки простой карандаш, альбомный лист, подложил под него какую-то книгу и, делая вид, что ему до лампочки и Даша с уроками (которые почему-то сегодня никак не запоминались), и Алёнка (она старалась не смотреть в его сторону – на самом деле косила глаза на рисунок), начал делать набросок быстрыми и ловкими движениями. Когда закончил, молча протянул лист Алёнке: на нём была изображена сидящая за столом Даша. Девочка подошла к сестре и протянула рисунок. Даша посмотрела на Юли, но ничего не сказала. Он лишь пожал плечами.
Время шло неумолимо быстро. Юли летал за границу (по делам), строил полигон. По отношению к местным был строг, требователен, даже резок. Его побаивались, если не сказать боялись. Ни с кем из местных, как того не хотели последние, в более-менее неофициальные отношения не вступал: на заседаниях не шутил, на предложения отобедать (отужинать) отвечал резким отказом, как и на другие приглашения. В армии тоже заметили перемены, случившиеся с командующим: балагур, гуляка, распутник, просто свой парень стал каким-то не таким. Нет, не чужим, но не таким. Глеб смекнул, что речь идёт о женщине, но, хоть убей, не понимал, о какой. Юли точно не бывал последние полгода в женском обществе.
К Даше Юли приходил редко. А когда приходил, то больше беседовал с Дмитрием Николаевичем о… О чём могут беседовать двое умных мужчин? Да обо всём. Иногда Юли приносил бутылочку лёгкого вина. Ирина Владиславовна качала головой, но не ругалась за это. Она не понимала, что у них с Дашей может быть общего и что вообще у них будет. И будет ли? С Дашей Юли почти не разговаривал, если не считать дежурных фраз. Ирина как-то спросила у мужа:
– Мить, что за человек этот военный?
– А что тебе непонятно? – Дмитрий Николаевич отложил в сторону журнал. Он уже лежал в постели.
– Странный он какой-то, – Ирина расчёсывала волосы перед зеркалом.
– Он не странный, – Дмитрий Николаевич разглядывал женское тело сквозь прозрачную ночную рубашку, – любит Дашу. Очень любит. А она, похоже, нет, и не понимает его любви. Он боится её непонимания, потому что знает, что такое любовь, потому что уже любил.
– Любил? – Ирина подошла к кровати.
– Он вдовец, Ира.
– А дети?
– Нет. Он один. Слушай, пусть они сами разбираются. Иди лучше сюда. Ты так аппетитно выглядишь.
– Митя…
Вечером Юли и Дмитрий Николаевич что-то бурно обсуждали, глядя не то в альбом, не то в журнал. Они сидели одни в передней комнате и время от времени начинали спорить. Даше это порядком надоело. Мало того, что командующий не проявляет к ней никакого интереса, обычного уважения, а проводит всё своё время с отцом, он мешает писать сочинение.
– Пап, – Даша вышла из зала, – обязательно так шуметь?
– А что, мы мешаем? – Дмитрий Николаевич посмотрел на негодующую дочь.
– Мешаете? Да нет, самую малость, – съязвила Даша. – От вашего шума скоро перепонки лопнут…
– Ну, уж прям так и лопнут? – засмеялся Юли, в упор разглядывая девушку. – Лучше помоги нам. Тебе что больше нравится, – тут Юли задумался, посмотрел на Дмитрия Николаевича, подмигнул, – большое, просторное, с раздольем или маленькое?..
