Когда достали первое ожерелье, Кара ахнула.
– Твою ж мать, зашибенная красота! – сказала она, склонившись над украшением, чтобы рассмотреть поближе.
Мэтти уже видела эти драгоценности в шоу-руме DeVere, когда разрабатывали план съемки. Украшения действительно были потрясающие, но лично она никогда не смогла бы надеть что-нибудь настолько драгоценное. Ее бюджет всегда был ниже уровня драгоценностей. Даже при выборе часов она ориентировалась не на внешний вид, а на прочность и надежность. И вообще, если бы кто-нибудь спросил у Мэтти о самом дорогостоящем предмете, которым она владеет, она, видимо, назвала бы две пары ботинок марки RM[2].
– Отлично, супер, прекрасно, si, вот так, да… Сделай опять так глазами, Джемима! – Орацио бешено щелкал фотоаппаратом, пока девушки неловко вышагивали на высоченных каблуках по галечному пляжу. – Забудь про холод, представь, что сейчас весеннее утро, тебе в лицо светит солнце, ты сама – весенний цветок, да, запрокинь голову вот так… Bellissimo.
Мэтти присмотрелась к девушкам, к их трепещущим на ветру шелковым платьям, худым рукам, посиневшим от холода, и драгоценностям, в меркнущем свете сверкающим точно лед. Ей вдруг пришла в голову одна мысль.
– А что, если вам забраться вот на эту штуковину? – Она посмотрела на Орацио, тот пожал плечами.
«Эта штуковина» была каменным парапетом высотой под два метра. Обе девушки взглянули на парапет с ужасом.
– Нет, серьезно, получится классный кадр, – уверяла их Мэтти. – Сейчас покажу, как я это вижу. Орацио, подсади, пожалуйста.
С помощью фотографа Мэтти вскарабкалась наверх, отыскивая мысками ботинок точки опоры, и наконец, подтянувшись, взгромоздилась на каменный выступ. Тот оказался уже, чем она думала, и к тому же скользкий после недавнего дождя, но Мэтти выпрямилась, раскинула руки в стороны и выставила одну ногу вперед.
– Видите? Вот так!
В детстве она обожала гимнастику и с тех пор ничуть не растеряла гибкости и ловкости, необходимых для этого вида спорта.
Здесь, наверху, у нее возникло ощущение, что стоит ей взмахнуть руками, будто крыльями, и она сорвется с узкого каменного выступа и поплывет над крышами, над морем и пирсом, вытянутым в море, точно палец, указывающий на Францию. Балансируя на одной ноге и глядя не вниз на землю, а вперед, Мэтти улыбнулась, припомнив вдруг давно забытое прозвище… Бесстрашная. Так однажды, давным-давно, назвал ее Чарли Драммонд. Удивительно, она уже сто лет о нем не вспоминала. А сейчас в памяти вдруг как живое возникло улыбающееся веснушчатое лицо, из-за которого ее девичье сердце трепетало и вздрагивало, как прозрачная волшебная рыбка, угадывающая настроение, – такие выпадают из рождественских хлопушек. Мэтти помотала головой, прогоняя воспоминание. Это было в другой жизни. В той, в которую она уже не вернется.
– На тебя посмотреть – так это как будто легко, – сказала Кассандра, обхватив себя руками и вытаращив глаза от ужаса.
– Да все получится, – сказала Мэтти, неохотно спрыгивая с парапета и приземляясь прямо перед Кассандрой. – Давай подсажу.
Несколько минут спустя Мэтти уже сидела, склонившись над укрытым от дождя ноутбуком, где по мере того, как Орацио щелкал затвором, появлялись изображения. Она наконец выдохнула – и только сейчас осознала, как давно, оказывается, не могла этого сделать. Мэтти обожала эту часть работы: все складывается точь-в-точь так, как ты видел у себя в голове, когда воображал снимки увеличенными до сверхчеловеческого размера на билбордах или красующимися на страницах глянцевых журналов. «Похоже, все получилось», – сказала она себе. Свет был идеальный: размытый и бледный. Драгоценности, на контрасте, светились едва сдерживаемым огнем. Мэтти испытала восторг от собственного достижения, восторг где-то глубоко внутри: она просто инстинктивно понимала, что сделала нечто особенное. Она не ошиблась, когда настояла, что снимать должен именно Орацио. И теперь все тревоги из-за погоды и моделей, горячие обсуждения и планирования до глубокой ночи, предшествующие дню съемки, можно было забыть, и на их место пришло осознание: все сделано идеально. Мэтти повернулась к Орацио и показала ему два больших пальца.
