Книга абсурдов и любви - страница 26

– Чем?

В городе мыслили только образами бабок.

– Бабки, бабки, – бросила Вика. – Главное идея.

От плевка легендарного человека над городом вспыхнула радуга.

– Круто, – сказала Вика.

И предложила идею. Город нуждался в таком плевке, после которого на его месте осталась бы воронка, как после атомного взрыва.

– Уже хлебнула? – спросил человек из легенды. – Не мешай бизнесу, а то места лишат.

Протез заработал, словно маятник. Ляптя нацелилась на мужчину, от которого несло таким сильным запахом, словно в него закачали цистерну французских духов. Впереди мужчины шёл знакомый пятнистый дог. Он разгребал лапами толпу, оставляя за собой вакуумное пространство.

– Начинается, – вздохнул человек из легенды.

Дог остановился возле картуза, запустил в него лапу и тускло посмотрел на хозяина.

– Дай ему лапку, – сказал тот.

Дог поднял заднюю лапу.

– Ты что ему это разрешаешь? – возмутилась Вика.

– Туалеты у нас сейчас платные, – объяснил хозяин дога. – Бабок у него нет. А пис – пис хочется.

– Так, – констатировала Вика. – Я и ему, и тебе дам бабок на пис-пис, если отгадаешь, что у меня за пазухой.

Толпа, отхлынувшая от дога, прибилась к Вике. Она вновь стояла в центре. Только без вспышек, щёлканья блестящих затворов и была тёлкой, у которой за пазухой находились сиськи.

– Получай долю, – отстегнула Вика.

– Почему только он должен отгадывать? – рявкнула толпа.

– А ну, тявкни, – сказал хозяин дога.

Дог тявкнул. На вокзале погасли величественные неоновые буквы. Вика вытащила орла.

– А это кто? Отгадаешь – ещё получишь.

– Что ты, зараза, только ему загадки загадываешь, – заголосили с обидой.

На вокзале вспыхнули неоновые буквы.

– У него мочевой пузырь больше, – бросила Вика. – Кто?

– Эта, ну, как её? – Дог тоже поскрёб лапой в затылке. – Да что ж ты, тварь, не знаешь?

От удара под брюхо дог заработал лапами в воздухе, как на батуте.

– Во. Вспомнил. Копилка.

– Кто? – прошептал орёл.

Тринадцатая

Дорога

До сих пор автор шёл с Викой одной дорогой, а сейчас разойдутся дороги, а потом сомкнуться. Не суди читатель строго. Автору отдохнуть хочется. Не легко с провинциалкой, хотя он и сам провинциал, в одну ногу шагать. Она кажется вымыслом, а на деле реальность в душе его.

Дорога, дорога! Ты единственное спасение и надежда для меня, когда в душу накатывается грусть, перемешанная с тоской, когда я чувствую, что задыхаюсь среди людей, и мне хочется вырваться на машине в неизвестность.

Колёса наматывают вёрсты с бешеной скоростью. По сторонам мелькают посадки, подлески, бескрайняя степь с полыхающим над ней солнцем, проскакивают мимо деревни, кладбища, городишки, церквушки с позолоченными колоколами, одинокие могилки с деревянными крестами, почти такие же, как и были на Руси, переходящие из века в век. А дорога всё вьётся и вьётся, и уводит в бесконечную даль.

О чём мечтал, то не сбылось.

О чём не думал, то случилось.

Как хороша ты, прекрасна и пьянящая в яркий солнечный день. Блестишь, словно отполированное зеркало. Не раз ты уводила меня в густые, рослые, тенистые леса, где я, останавливаясь, находил тропинки, протоптанные охотниками за грибами. Я выходил из машины и шёл по этим тропинкам: прямым и петляющим с чувством ожидания и мечты увидеть что – то необыкновенное, неземное, но напрасны были мои мечты, они обрушивались из – за захлестнувшей меня обыденной жизни. Чаще всего я не выбирал тропинки, а шёл напрямик, продираясь сквозь мелкорослые кусты, колючие заросли, ощущая себя иногда одиноким и забытым, иногда свободным, и тогда в порыве свободы и восторга я, заложив два пальца в рот, издавал пронзительный, мальчишеский свист, который срывал с деревьев птиц. Порой я скатывался в крутой овраг, родниковую балку или натыкался на небольшие лесные озерца, речушки, но не манили они меня, и я недолго бродил в незнакомом месте и снова возвращался назад. И ты опять расстилалась передо мной сверкающим, отливающим солнечным светом, полотном.