На ноги выбираю черные кроссовки и широкие джинсы, которые тщательно затягиваю ремнем, чтобы они не спали. Насколько можно ерошу волосы – их объем и длина до носа скрывают излишнюю костлявость моего лица. Благодаря пористой структуре волос я даже могу казаться миловидным. Зато если зачесать их сзади в хвост – то вылитый Святой Отец.
Выходя к назначенному времени – везде вырубаю свет. Квартира в ЛА, конечно, круто – если она в центре, рядом, или хотя бы своя. Мои же предки живут в Чикаго, а мне согласились на время обучения снять хату. Мне захотелось учиться в ЛА, хоть и в моем городе хватало достаточно колледжей. Мне хотелось начать новую жизнь с чистого листа. Но как выяснилось, для этого надо было сменить не город, а учетную запись, с которой ведется игра. Потому что в Лос-Анджелес Я так же увязался со мной.
Квартира, что мне сняли, находится неподалёку от мексиканского района. Удовольствие это еще то, конечно, но если не высовывать нос после захода солнца – то сойдет.
Закинув на плечо портфель (его я ношу с собой всегда и везде) и еще раз взлохматив кудри, я выхожу из дома и запираю дверь. Этот лифт – в отличии от лифта в вузе – скрипит и дребезжит так сильно, будто готов тебя спустить не на первый этаж, а сразу в Ад. Однако, уже через четверть часа мы встречаемся с Ником возле общаги, где тот и живет. Я бы в жизнь не согласился проделать такой огромный путь, когда он просто выйдет из корпуса, но суть в том, что дом Тайлера – дальше общаги. И потому идти навстречу, чтобы потом вернуться – смысла Нику не было никакого. Обидный, но справедливый факт.
– Опять ты в этой пидорской сорочке – дурачливо фыркнул Ник, оглядев мое худи – сколько раз говорить, они продаются в бабском отделе.
– Сколько раз говорить, что мне плевать на твое сраное мнение? – парировал я, оглядывая его самого. Ради тусовки друг вернул пирсинг на бровь (для вуза она снимал все пирсинги в заметных местах) и губу. Волосы, уложенные тонной геля, теперь торчали вверх, словно его нехило шандарахнуло током. На худых плечах болталась белая майка с такими вырезами, что дырки для рук доходили до конца ребер, а сверху оголяли выпирающие грудные кости. Ноги максимально обтягивали зауженные драные джинсы.
Ник почему-то считал что это «зашибенно модно» и я понятия не имел, как объяснять ему обратное. Впрочем, я ведь тоже все еще был в розовом заячьем худи. Немудрено, что многие считали нас парочкой голубых.
– Готов оторваться по полной? – толкнул он меня локтем в бок.
– Я не собираюсь слишком уж напиваться, завтра пары.. – уклончиво отозвался я.
– Ей-богу, гундосишь, как моя бабка – фыркнул он – тебе 21, бросай вязание в сторону и погнали. Ну.. – он едва сдерживает гогот – точнее попрыгали, мой розовый зайчик.
– Иди на хрен – усмехнулся я, отмахнувшись.
Мы пришли не первыми – потому нас никто не заметил. Когда мы явились, народу было уже битком, и нам просто ткнули пару пластиковых стаканов с чем-то на входе, даже не глянув на лица. Ник тут же с воодушевлением опустошил свой, но я с подозрением понюхал.
– Как думаешь, что это?
– Кончай – одергивает он меня – давай опрокидывай, и погнали дальше. Ты только посмотри, какие тут цыпочки..
– Только все не в твоем курятнике – смеюсь я и Ник буквально испепеляет меня взглядом.
Однако, я все-таки выпиваю содержимое, хоть так и не понимаю, что это. Что-то очень горькое, явно не сдобренное ликером. Возможно, абсент. Может, виски. А может, просто какая-та дешевая намешенная бурда, как и бывает на таких массовых тусовках.
