– Да – кивнула я. Множество таких историй знала, старческое слабоумие, деменция, вечерняя спутанность, как это только не называют.
– Это прекрасные истории – продолжил он – но существуют они лишь в ее воображении, и пока твоя бабушка была в своем рассудке, они не покидали его стен, но когда ей стало.. немного хуже, они выбрались наружу и запутали ее. Вскоре она и сама не помнила, где правда, а где вымысел. Увязла в своих сказках. Стенка, отделяющая ее истории от реальной жизни упала, но сдается мне, это не самый плохой конец для нее.
Он снисходительно улыбнулся.
– Она искренне любила свои истории и если под конец жизни и правда стала считать, что была участницей и свидетельницей одной из них – значит, была счастлива. А на остальное.. – он кивнул на блокнот – не обращай внимание.
Я знала, что бабушка была не в себе, но не проводила с ней столь много времени, чтобы понять насколько.
– Она что.. – нахмурилась я – сошла с ума?
– Я бы так не сказал, милая – уклончиво протянул отец, говоря о своей матери – думаю, это профессиональный недуг. Да и какая теперь разница, правда?
Я кивнула.
– Я возьму? – я потянулась к блокноту.
– Конечно, милая.
Я уже собиралась выйти из комнаты, но в последней момент неуверенно повернулась обратно к отцу.
– Она говорила тебе что-нибудь об этом? – спросила я.
– О чем?
– О чем-то таком.. – неоднозначно пожала я, припоминая, как она просила меня наклониться и сообщала, что там ее уже заждались – что говорило бы о том, насколько она не в себе.
– Под конец она много чего говорила – вздохнул отец – и не только мне. Но не она первая и не она последняя. Старость скашивает любого, Атиль, не следует так эмоционально к этому относиться. Считай, что ты просто получила новую сказку.
– Мне не нравится эта сказка – честно призналась я – эта история.
– Тогда просто забудь о ней – посоветовал он.
Я ушла в свою комнату и положила блокнот в шкафчик. Конечно, можно было изменить бабушкино имя на какое-то другое, и посмертно выпустить ее последнюю историю в знак памяти о ней, но мне правда она не нравилась. Она показывала – лично мне – насколько бабушка была не в себе. Здесь уже работало не ее воображение, а ее болезнь. И поэтому вряд ли это можно было назвать ее творчеством.
К тому же, многое для публикации в этой истории оставалось непонятным и незаконченным, хотя бабушка всегда считала – что самое главное, это свести все ниточки в финале. Здесь же не сводилось большинство ниток, отсутствовал сюжет, как таковой, и многое было непонятным. Именно что записки сумасшедшего, но никак не цельное произведение.
– Пусть остается 120 книг – буркнула я себе под нос, закрыв шкафчик – еще одна ни к чему.
-4-
Следующий раз про блокнот я вспомнила лишь тремя неделями спустя, когда дом бабушки уже окончательно был передан (продан) той самой семье, с которой ранее был заключен предварительный договор. Если до этого момента родители еще могли передумать, заплатить штраф или что-то там, положенное после принятия залога, то теперь наша семья не имела никакого отношения к сооружению у озера, в котором целых сорок лет жила моя бабушка, известная миру больше как писатель-фантаст Аврора Онрат.
Мама не скрывала своей радости на счет этой сделки, отец предпочел в тот день сохранять нейтралитет, потому что, очевидно, какой-то своей частью все-таки был бы не против переехать в дом своей матери. Я же открыто демонстрировала свою неприязнь к завершению этой продажи.
