Книга Готель - страница 37

Маттеус смотрел на меня с недоумением, озадаченный развитием истории, но я видела, что он поневоле находит ее занимательной. На лице у него блуждала слабая улыбка. Я обратилась к его увлеченности – к той потаенной части его души, что любила истории сами по себе, – и говорила напрямую с ней.

– Из лепестков этой розы появилась фея. – Мой рассказ двинулся дальше. Голос у меня стал громче. – Злая нимфа с волосами цвета ночи и кожей цвета снега. Вместо прически у нее был клубок черных колючек, а губы горели краснотой крови. Она пропела жуткую песнь:

Маттуес отложил иглу, словно потрясенный угрозой феи. Выругался:

– Гром и молния! И что королева сделала?

Я улыбнулась, торжествуя, что история его захватила.

– Она закричала. Фрейлины помчались к ней со всех ног. Но к тому времени, как они прибежали, фея исчезла, осталась только роза. Босиком, в помрачении, в ночной сорочке королева метнулась на улицу, чтобы сорвать цветок. Только вот пока она добралась туда, роза тоже пропала. Вернувшись в свою комнату – со снегом на пальцах ног и со сбитым дыханием, королева почувствовала первые схватки. Ее роды длились три ночи, прежде чем повитуха наконец сказала ей тужиться.

Маттеус наклонился вперед, ожидая продолжения. Я улыбнулась ему, гордая тем, что мой рассказ его настолько поглотил.

– Королева так измучилась, пока дитя рождалось на свет, что ей казалось, будто она не в силах больше жить. Когда долгожданная дочь оказалась у нее на руках и королева увидела все ее странности – белую кожу, красные губы, черные волосы, ей стало ясно, что именно произошло: она променяла свою жизнь на жизнь этой девочки. Королева прижала малышку к груди, чтобы покормить, и глаза у нее наполнились слезами.

Маттеус в ужасе уставился на меня. Я подняла палец.

– Она позвала короля и сказала, что нужно немедленно назвать ребенка. И настояла на имени Белоснежка, чтобы ее жертва не оказалась напрасной. Затем – с разрывающимся сердцем – королева потеряла сознание. На следующий день она умерла.

Маттеус выронил куклу, над которой работал.

Я выждала подобающее время, прежде чем продолжать. Этому научила меня матушка, научил лекарь епископа. Смерть значительна и важна. Она требует молчания.

– Король тяжело переживал смерть супруги. Горе его ослабило. Через месяц он повторно женился. Его новая невеста, Златокосица, была могущественной ведьмой, и он попался в ее сети, ослепленный скорбью. Та носила при себе золоченое ручное зеркальце, что могло показывать ей все королевство. И ходила в волшебной желтой шали, сплетенной из ее собственных волос.

Я округлила глаза, подыгрывая заметной тревоге Маттеуса, услышавшего о противоестественном колдовстве новой королевы. Всякая хорошая история нуждалась в каком-нибудь злодее, а я до сих пор злилась на Фелисберту. И не видела причин не сделать злодейку из мачехи.

– Когда Белоснежка начала расти и хорошеть, стареющая Златокосица стала ей завидовать. Ее губы алели. Щеки цвели розовыми лепестками. Дочь напоминала королю его покойную жену, по которой он будто бы до сих пор горевал. Когда девочке исполнилось двенадцать, Златокосица убедила мужа пообещать ее нечестивому князю. Король и не ведал, что тот в каждое полнолуние обращается волком.

Я немного помолчала; меня обуревали чувства, я погрузилась в историю и начала сопереживать ее героям. Скорбящему королю. Дочери-фее. На миг я даже почти посочувствовала королеве.