Книга Готель - страница 5

– Его глаза, – всхлипнула я, заползая на скамейку. – Они были янтарными, как у киндефрессера…

Мои родители обменялись взглядами, и между ними промелькнуло нечто мне непонятное.

Меня охватила знакомая дрожь, и я приготовилась, зная, что будет дальше. Дважды в месяц или около того – а в неудачные и почаще – у меня случался припадок. Они всегда начинались одинаково. По коже бегали мурашки, а воздух принимался гудеть. Я почувствовала, как меня увлекает в иной мир…

Комната закачалась. Сердце заколотилось. Я ухватилась за столешницу, боясь ушибить голову при падении. А потом меня не стало. Не тела, а моей души, моей способности воспринимать мир.

Следующее, что я осознала: я лежу на полу. Голова болит, руки и ноги онемели. Во рту привкус крови. Меня переполняет стыд, кошмарное неведение, всегда терзавшее меня после потери сознания.

Мои родители ругались.

– Ты же не была у нее, – проговорил отец.

– Нет, – прошипела мать. – Я дала тебе слово!

О чем они?

– У кого? – спросила я.

– Ты очнулась, – сказала матушка с натянутой улыбкой и нотками страха в голосе. Тогда я посчитала, что ее огорчил мой обморок. Они всегда ее пугали.

Отец посмотрел на меня сверху.

– Одна из ее пациенток – еретичка. Я велел твоей матери прекратить к ней ходить.

Я нутром почуяла, что он лжет, но споры с ним никогда не доводили до добра.

– Как долго меня не было?

– Минуту, – ответил отец. – Может, две.

– Руки до сих пор деревянные, – сказала я, не в силах скрыть страх. Обычно за такое время к моим конечностям уже возвращалась чувствительность.

Мать притянула меня к себе, заставляя умолкнуть. Я вдохнула ее запах, умиротворяющие ароматы аниса и земли.

– Черт возьми, Хедда, – объявил отец. – Довольно нам делать по-твоему.

Мать оцепенела. Сколько я себя помню, она всегда искала для меня исцеления от этих обмороков. Отец годами предлагал отвезти меня в монастырь, но матушка отказывалась наотрез. Ее богиня обитает в предметах, в потаенных силах кореньев и листьев, говорила она мне, когда отца не было дома. Она приносила к хижину сотни средств от моего недуга: шипучие смеси, таинственные порошки, завернутые в горькие листья, густые отвары, обжигавшие мне горло.

Рассказывали, что моя бабушка, которой я почти не помнила, страдала от таких же припадков. Предположительно настолько ужасных, что она в детстве откусила себе кончик языка; однако под конец жизни ей удалось найти от них лекарство. К сожалению, матушка понятия не имела, что это за лекарство, потому что бабушка умерла до того, как я впервые потеряла сознание. С тех пор мы с матерью искали это средство. Будучи повитухой, она знала всех местных лекарей. До возведения стены мы ходили к знахаркам и травникам, к чародеям, говорившим на древних языках, к алхимикам, пытавшимся превращать свинец в золото. Их снадобья были ужасны на вкус, но порой на месяц избавляли меня от припадков. Мы никогда прежде не обращались к святым целителям.

Я ненавидела пустоту, которую чувствовала в церкви отца, когда он тащил меня на службу, тайные же ритуалы матери действительно заставляли меня что-то ощущать. Но в тот день, пока родители ругались, мне пришло в голову, что ученые мужи в монастыре могли бы подарить мне освобождение, которое не способны дать матушкины целители.

Ночью родители спорили долгими часами, и раскаленные добела слова звучали так громко, что я все слышала. Отец без конца твердил о демоне, который, по его разумению, в меня вселился, и об угрозе, которую тот представляет для нашего существования, и об избиении камнями, которое меня ждет за любую провинность. Мать отвечала, что припадки у ее рода в крови, так почему же он считает, что это одержимость? И напоминала, что после всего, от чего она отказалась, он обещал не отнимать у нее ответственности за