Вот так все и началось. Жалею ли я, что поддался слабости, мимолетной вечерней грусти, часто обволакивающей разум в одинокой квартире? Ничуть. Даже если со мной случилось это сотню раз, я бы с радостью сделал все точно так же. Господи, как я благодарен тебе за этот подарок! Ни секунды, ни секунды не сомневался я, если бы мне предложили пережить эту боль снова! Боль утраты. Боль воспоминаний о невероятном, нечеловеческом счастье, которое тебе больше не пережить никогда, никогда!!!
Однажды я говорил себе, что в человеческом мире нет ничего раз и навсегда установленного, невозвратимого; что все можно исправить, простить, искупить при достаточной тактичности и тонкости восприятия мира другого человека, но тогда я не учел одного фактора, – что все это действует лишь при возможности общения с данным человеком. А когда ты не знаешь, жив ли он вообще, и где его найти, то остается лишь смутная надежда, что он когда-нибудь вернется в твою жизнь. Только память и ожидание, с которыми приходится жить.
На следующий день после самого короткого нашего телефонного разговора, Наташка ждала меня на выходе из компьютерного класса, она улыбалась. Видя такой расклад, отставленная сопартница, ожидавшая там свою очередь, не пожелала со мной даже поздороваться. Милые женщины!
На улице было холодно, и Наташка пригласила меня в “Штрафной”, куда, как оказалось, сама часто хаживала. Её брат был заядлым футболистом и не мог избежать этого гастрономического чуда, где с двухметрового жидкокристаллического экрана вашему ланчу аккомпанировал истошный голос ведущего силой в восемьдесят децибел. За двумя столиками в середине зала сидели футбольные фанаты, пили пиво и при каждом “опасном моменте” выливали свои ненормативные переживания в воздух. Воздух благоухал. Подошла официантка, протянула меню и вежливо дождалась заказа. Я не был голоден, поэтому взял только чай. Наташка попросила суп и водку. Официантка, немного мешкая, предложила мне к чаю “кусочек пирога”, я, не желая затягивать заказ, быстро согласился. Она ушла. Наталья достала сигареты и закурила. Говорить было не о чем, да и невозможно при таком шуме. Я смотрел на её руки, освещенные неоновыми фонарями, её лицо, преисполненное невозмутимостью сфинкса, её медленные, уверенные движения сигаретой, источающей таинственный фимиам древних мистерий. Моя сивилла смотрела футбол.
Официантка поменяла пепельницу, затем принесла заказ. “Кусочек пирога” оказался удивительно вкусным, огромным и дорогим. С чего-то надо было начинать, и моя милая рассказала о том, как развлекается. Мне стало неловко, я неуклюже парировал ироничными намеками на клубную жизнь, завсегдатаев кофеен и папочкины деньги, нес такой бред, о котором вспоминать тошно. Мне было уже все равно: я рассчитывал ретироваться. После того, как три дня назад от меня уехала Ленка, и я все еще находился под впечатлением, Наташка была для меня все равно, что инопланетянка. Как тут она пригласила меня в ночной клуб! Такого коварства я не мог ожидать.
– Скажи: да, сделай мне приятное, – загорелась она, пристально глядя мне в глаза и моляще улыбаясь.
– Но… – я не знал, что возразить, придумывая на ходу всякие глупости, – мне нечего одеть, у меня…
– Брось, ты совсем не плохо выглядишь: наденешь эти джинсы и какую-нибудь белую футболку. У тебя есть приличная футболка?
– Есть.
– Ну вот. Пойдем. Я покажу тебе один из моих любимых клубов: цены там небольшие, тебе понравится.
