Он знал, что Янка (так звали Федину партнёршу по обмену любезным храпом) спит обычно всегда, а просыпается иногда, в случае если обед или другое стихийное счастье, но изменяла ли она ему до нынешней ночи, он не знал. Видите ли, дело в том, что Федя подобрал Янку вчера вечером, когда выносил мусор, и той же ночью отдал ей сердце и ужин. Она отдала ему совесть и ум. Чести у неё было так мало, что она решила оставить её на развод. Ибо она знала, что они разведутся и вывести их будет нечем, а имущество придётся поделить.
Федя не стал дожидаться, пока Яночка проснётся, взял ножницы и остриг девушку наголо. На бритом затылке обнаружился застарелый педикулёз, а из волос получился шиньон XIX века для продажи в Сотби.
Зря говорят, что женщине быть лысой нехорошо и некрасиво. Во-первых, хорошо, потому что не надо причесываться, а во-вторых, красиво, потому что женская головка так замечательно мала, что на ней не заметна грязь. Но важнее всё-таки было то, что не нужно причёсываться. А Янка, ни к чему не будет сказано, чесалась постоянно и при этом не только в области головы, но и в районе лопаток. А так же в труднодоступном для мочалки регионе. А еще в горячей точке.
Янка была красивая, лысая и спящая. Но Федя не знал, что она к тому же ещё и развязно верная. Но он надеялся, что она будет верна ему под завязку. Теперь особенно, когда нечего расчесывать и нечем привлекать к себе кобелей.
Любого хоть раз в жизни одолевает страсть заиметь собаку. Желательно породистую, но, за неимением суммы на таковую, можно довольствоваться и дворнягой. У Феди Пухова не было суммы даже на дворнягу. Поэтому он решил похитить щеночка из свежего сучьего помёта.
Когда наконец отгремела пора собачьих свадеб и у многих собачек благополучно прошли схватки, забастовки и голодовки, Федя Пухов навёл справки о местонахождении ближайшего помёта и отправился похищать свежий трофей.
Ближайший помёт находился в трёх милях от старого моста по левую сторону реки, если смотреть не отсюда, и долгий путь посредством пешести так уломил Федю, что он несколько зайцебался и по обнаружении гнезда в нетерпении сунул обе кисти в самое собачье пекло.
Оттуда его беспощадно укусили, потом схватили за шиворот и долго били головой о придорожный указатель ограничения яйценоскости. Когда у Феди вылетели все знания, полученные некогда в Тупорыльской неполной средней школе, его оставили в запое, но напоследок прорычали нечто маловразумительное.
Тогда Федя сделал вид, что забыл о цели визита и рванул обратно. Всю дорогу ему казалось, что за ним гонятся и только возле родного подъезда он успокоился и прилег головой на калошу проходящей мимо бабули. Кособуля сказала: «Ишь», и оставив калошу, пошлепала дальше в чем мать по раскалённому асфальту, вследствие чего у неё на лопатке расцвел куст маразмозы.
Мысль о приобретении собаки или родственного ей существа не покидала Федю, а из калоши несло подземельем и хроническими невыплатами. Отбросив старческую обувь, соискатель четвероногого друга воспрял поносом и отправился за советом к продавальщице Чичковой.
У Чичковой, кстати говоря, жила огромная беззубая псина, которая не плодилась и не размножалась в виду своей несколько человечьей внешности.
Чичкова выслушала Федю, предупредительным жестом загнала псину под диван и посоветовала Пухову встать на очередь в морг, где будущую ноябрьскую пенсию, по слухам, будут выдавать то ли овчарками, то ли овцами.
