Они высадили Барнаби Тру на берегу под старой таможней; но он был так ошеломлен и потрясен всем, что произошло, и тем, что он видел, и именами, которые он услышал, что он едва осознавал что-либо из знакомых вещей, среди которых он оказался. И вот он шел по залитой лунным светом улице к своему дому, как пьяный или сбитый с толку; потому что «Джон Мэйлоу» было именем капитана галеры «Приключение» – того самого, кто застрелил собственного дедушку Барнаби, – а «Абрахам Доулинг» было именем канонира судна «Роял Соверен», который был застрелен одновременно с капитаном пиратов и которого убийцы оставили вместе с ним на палящем солнце.
Все это заняло едва ли два часа, но казалось, что это время не было частью жизни Барнаби, а было частью какой-то другой жизни, такой темной, странной и таинственной, что она никоим образом не принадлежала ему.
Что касается этой коробки, покрытой грязью, он мог только догадываться, что в ней в то время содержалось и что означало ее обнаружение.
Но об этом наш герой никому ничего не сказал, и он не рассказал ни одной живой душе и о том, что он видел той ночью, но лелеял это в глубине своей души, где оно занимало настолько много места, что он мог думать о многом или ни о чем другом в течение нескольких дней после случившегося.
Мистер Гринфилд, корреспондент и агент мистера Хартрайта в этих краях, жил в прекрасном кирпичном доме недалеко от города, на Мона-роуд, его семья состояла из жены и двух дочерей – бойких, жизнерадостных молодых девушек с черными волосами и яркими глазами и очень красивыми белоснежными зубами, которые сверкали, когда они смеялись, и им было что сказать в свое оправдание. Туда Барнаби Тру часто приглашали на семейный ужин; и это был действительно приятный дом, который можно было посетить, посидеть на веранде, выкурить сигару с добрым старым джентльменом и посмотреть на горы, в то время как молодые дамы смеялись и разговаривали, или играли на гитаре и пели. И часто Барнаби очень хотелось поговорить с добрым старым джентльменом и рассказать ему, что он видел той ночью в гавани; но он всегда передумывал и молчал, погружаясь в размышления и с большой скоростью выкуривая свою сигару.
За день или два до отплытия «Красавицы Хелен» из Кингстона мистер Гринфилд остановил Барнаби Тру, когда тот шел через офис, чтобы пригласить его на ужин в тот вечер (потому что там, в тропиках, завтракают в одиннадцать часов, а ужинают в прохладе вечера из-за жары, а не в полдень, как это делаем мы в более умеренных широтах).
– Я хотел бы, чтобы вы встретились, – говорит мистер Гринфилд, – с вашим главным пассажиром до Нью-Йорка и его внучка, для которых должны быть оборудованы парадная каюта и две каюты, как приказано здесь (он показал письмо) – сэр Джон Мэйлоу и мисс Марджори Мэйлоу. Вы когда-нибудь слышали рассказ о капитане Джеке Мэйлоу, мастер Барнаби?
Теперь я верю, что мистер Гринфилд вообще понятия не имел, что старый капитан Брэнд был родным дедом юного Барнаби Тру и что Джон Мэйлоу был его убийцей, но когда он так назвал ему имя этого человека, что само по себе и последнее приключение, через которое тот сам только что прошел, и с его размышлениями об этом, пока оно не стало настолько невероятно большим в его сознании, это было все равно, что нанести ему удар по макушке. Тем не менее молодой человек смог ответить с довольно серьезным лицом, что он слышал о капитане Мэйлоу и кто он такой.
