Книга томления - страница 3



в раскаленное досиня Сердце

одного-единственного истинного Аллаха

@ Возлюбленного

Сотоварища Опасных Настроев –

Соскальзывая в 27 Адов

моей личной религии моей собственной милой

темной религии пьяной религии

мое преклоненное колено Поэзии одеянья мои

моя миска мой бич Поэзии



мое предельное обрезанье после

обрезания плоти

и обрезания сердца

и обрезанья тоски

Вернуться дабы Искупиться

Дабы Отмыться дабы Вновь Проститься

Последнее Обрезанье Последнее

и Великое Обрезанье –

Ненамного разломан

и малодушничая

в палящих лучах

Отвратительного Просветления

но теперь наконец-то сдался Великому

Отреченью Поэзии

и не вроде как Мудрому Опыту

или ложным поцелуям Состязательного

Прозренья, а моей личной милой темной

религии Поэзии моему утешительному призу

моим сандалиям и постыдной моей молитве

моей незримой мексиканской свече

моим никчемным маслам чистить дом

и развеивать чары моего соперника



на памяти моей подружки –

О Поэзия мое Окончательное Обрезание:

Вся боль была от страха

и того что отмахивался от голоса девушки

и касания девушки и девушкиного

душистого непритязательного девичества

утраченного три войны назад –

И О любовь моя люблю я тебя вновь

Я пес твой кот твой

твоя змея Клеопатрина

Я кровоточу безбольно

от Окончательного Бесформенного Обрезанья

пока чуть сдвигаю на тебе платье вверх

и целую твое чудотворно

млеком сочащееся колено

И пусть все вы кто глядите

и Б-же упаси!

страдаете в затрудненье

покуда я соскальзываю к Любви –

пускай всех вас объемлет скорей

девичество вашей собственной

темной девической религии

Сэйсэн танцует

У Сэйсэн долгое тело.

Ее бритая голова

грозит световому люку,

а ноги ее спускаются

в яблочный погреб.

Когда она танцует нам

на каком-нибудь нечастом нашем

празднике,

трапезная

с ее грузом невесомых монахов

и монахинь

отскакивает от ее бедер

словно Хула-Хуп.

Почтенные старые сосны

с треском выламываются из караульной службы

и вступают,

как и горы Сан-Гейбриэл

и плоские города

Клэрмонт, Апленд

и Внутренняя Империя.

Океан говорит с океаном,

произносит: Какого черта,

давай уж двинем и мы, подымемся.

Млечный Путь распускает свои спицы

и пробивается к ляжкам Сэйсэн,

как и миры запредельные

и миры нерожденные,

не говоря уж о темнейших дырах

задумчивой антиматерии

и случайных летающих мысленных объектов

вроде этого стиха,

от каких пиздец атмосфере.

Все это кружит у ее бедер

и того, что бедра эти в себе заключают;

все озаряется ее лицом,

ее ничьим выраженьем.

И еще этот страдающий дурень

вот тут, нет, вот тут,

кто считает, будто

Сэйсэн все еще женщина,

кто пытается найти себе точку опоры

там, где Сэйсэн не Танцует.


Вступаем в период

Мы вступаем в период замешательства, причудливый миг, когда люди отыскивают свет среди отчаяния и головокружение на вершине надежд. Миг этот еще и благоговейный, и в нем есть опасность. Людям захочется подчиняться голосу Авторитета, и в каждом уме поднимется множество странных конструкций того, что именно есть Авторитет. Семья вновь покажется основой, очень почитаемая, очень восхваляемая, но те из нас, кого проняли иные возможности, – мы просто сделаем вид, хотя вид этот будет любовным. Общественная тяга к Порядку привлечет множество упрямых непримиримых личностей его навести. На общество падет печаль зоосада.

Мы с тобой, кого тянет к безупречной близости, нам из боязни репрессалий не захочется обмолвиться и словечком пытливого восторга. Все отчаянное выживет за шуткой. Но клянусь – стоять я буду в зоне действия твоих духо́в.