Книга трипов. Странствия и перемены - страница 17

«Do you want to fuck beduin?» – спросил меня молодой парень педерастической наружности, торговец курицами-гриль. Он как раз наблюдал за тем, как я пытаюсь наладить контакт с девушкой, и, когда они удалились, обратился ко мне. Трахнуть бедуина! Чушь какая, да за кого он меня принимает! – удивился я. Но араб тут же объяснил, что девушки, с которыми я только что говорил – бедуинки, живущие недалеко отсюда в пустыне и заезжающие в Тадмор за продуктами. «I have a friend in the desert, beduin girl. She is 18 years old and very-very beautiful! You can fuck her if you want. It’s only 50 dollars». Склизкий тип… Я объяснил ему, что возможность секса с бедуинкой меня прельщает не слишком, а вот посмотреть на их быт, побывать глубоко в пустыне в их лагерях – это было бы интересно. «Но только у настоящих бедуинов, а не у этих туристических декораций, которые у вас тут в двадцати минутах езды!»

Через пять минут мы с Али и фотографом Чурочкиным уже тряслись посреди пустыни в доисторическом Мерсе.

Небольшой серый шатер из толстой верблюжьей шерсти. Рядом высится грузовик, в котором бедуины переезжают с места на место и перевозят скот. На бежевой твердой земле вокруг шатра чернеют круглые резиновые корытца. Это кормушки для овец. Маленький ягненок с переломанной при рождении ногой дергается на шерстяной подстилке и печально блеет. Хозяин – серьезный мужчина с темным обветренным небритым лицом, с красно-желтыми руками (видимо, от постоянного курения самокруток и от частых контактов с глиной), в красной кофии и длинной коричневой рубахе, поверх которой – безрукавка с V-образном вырезом.

Это был первый лагерь, куда привез нас наш пошловатый проводник. Конечно, ничего особенного – просто семья скотоводов. Я потребовал отвезти нас поглубже в пустыню. «Где верблюды, чувак? У бедуинов должны быть верблюды, ОК?» Признаюсь, в этот момент я был охвачен каким-то непривычным для меня туристическим азартом.

Минут через двадцать мы вновь резко свернули с трассы на какую-то неровную тропинку, уводящую в глубину безбрежного коричневого поля. По этому пути мы проехали еще минут пять-семь, а потом тропинка растворилась напротив трех больших прямоугольных шатров. Тут все было так же, как и на первой стоянке, только гораздо больше. Стога сена, корытца для овец, грузовики, дети… В одном из шатров сидели мужчины и пили чай. Нам тут же было предложено присоединиться к ним. Из небольшого сверкающего на солнце металлического чайника в стограммовые стаканчики налили черный-черный чай, очень сладкий и крепкий – полстакана сахара и полстакана заварки. Чай был терпкий, с привкусом какой-то травы, и с одного глотка утолял жажду и приятно освежал.

Немедленно выпив (что неправильно – сами бедуины пьют один такой стаканчик около получаса), я попросил еще. После третьей стопки я, как мне тогда показалось, окончательно превратился в бедуина, хотя, в сущности, я бесстыдно предавался довольно обыкновенному туризму. Кочевники, сидя на шкурах, что-то пошучивали между собой в нашу сторону и с интересом поглядывали на камеру в руках Антона. Я слушал корявые объяснения нашего гида, а потом все утонуло в нарастающем металлическом гуле. Это были колокольчики…

Сотни маленьких колокольчиков… Голодные овцы с топотом и звоном неслись к корытам, куда маленькая девочка только что насыпала корм. Пять баранов подбежали к двум большим, особняком стоявшим корытам. А овечки – их было гораздо больше – стали есть из маленьких кормушек. Наш проводник объяснил, что баранам в еду подсыпают специальное вещество, удваивающее их мужскую силу. Девочка курировала баранов, то и дело отгоняя камнями овец, которые норовили посягнуть на баранью виагру. «Верблюды-то где?!» – снова осведомился я.