– Прежде чем я скажу хоть две фразы, ты утратишь всякое представление, о чем я говорю. Лучше давай попробуем еще раз.
Мы просидели еще полчаса; прибор трещал и гудел, но на этот раз безрезультатно. Потом пришло время переодеваться к ужину, и мы спустились вниз.
Вечер прошел спокойно, и на следующее утро я проснулся после долгого, глубокого сна с убеждением, что сновидения мои были очень яркими, но ни одного из них я не запомнил. Единственное, я знал, что в моих снах были веселье, какое-то движение и смех, но даже эти отрывочные воспоминания – совершенно беспредметные – быстро покинули сознание. Зато я подумал о том, что сегодня Рождество и наше натужное веселье неизбежно. Это мрачное предчувствие в полной мере оправдалось: шумные развлечения сменяли друг друга с головокружительной быстротой. Мы падали на льду, украшали рождественскую ель, пели песни и играли в игры с наряженными ребятишками из деревни. Праздничный вихрь утих только часам к семи. Дети заскользили домой по льду, перекидываясь снежками. Марджери поднялась к себе в спальню, чтобы прилечь, Тони улизнул к своему прибору, а я остался в кресле у камина до ужина.
Внезапно мое внимание привлекло белое пятно, зашевелившееся в дальнем конце зала, где прежде было темно. Я пытался было всмотреться, но пятно исчезло – упорхнуло как бабочка, растаяв в тени. Одновременно до меня долетел аромат лаванды, и пока я размышлял, откуда он взялся, аромат тоже исчез. Потом моего уха коснулась едва различимая музыкальная нота, похожая на треньканье скрипичной струны… Все это были какие-то неясные впечатления – эхо впечатлений, как их можно было бы назвать.
