Читать онлайн Кирилл Кащеев, Илона Волынская - Князь оборотней
Пролог,
в котором люди и медведи охотятся друг на друга
Стойбище горело. Пылало Синим пламенем. Чумы вспыхивали ярко-голубыми кострами, брызгали сиреневыми искрами с золотым ореолом. На фоне темных небес, лишь едва подкрашенных бледно-красными лучами Утренней Зари, это было невероятно красиво. Если бы не удушливый запах горящего меха и кожи, не крики глупых людишек, пытающихся швырять снег из ведер на горящие берестяные стены в надежде спасти свое убогое добро.
Зависшая над пылающим стойбищем жрица Голубого огня нырнула в воздухе, как беременная утка, и, растопырив руки, налетела на старуху в драной исподней рубахе.
– В твоем чуме что, охотничье снаряжение есть? – заорала она, и сорвавшийся с ее ладони клубок Огня начисто выжег снег в кожаном ведре. Вместе с самим ведром. – А нет, так и нечего тут! – провизжала жрица, хватая старуху за ворот и отшвыривая прочь.
Старуха с воплем влетела в охваченный Огнем чум. Кажется, кто-то кинулся за ней, но жрицу это не интересовало. Что такое жизнь глупой старухи по сравнению с тем, что ждет ее саму, если она не выполнит приказ верховных жриц Храма Голубого огня! Что могут потерять стойбищные людишки? Облезлые шкуры да никчемные жизни? Велика потеря! А она… О-о-о, Эрлик Подземного мира и все твари его! Она может потерять все!
– Уот-Огненноглазая, не попусти! – прошептала жрица, взмывая над пожарищем. Толстенькая, коренастая, в белой жреческой рубахе, она зависла на фоне темных небес и бушующего Огня. Из-под края рубахи торчали толстые и кривоватые ноги – как ножки низенького столика-нэптывун. Волосы, перед сном накрученные на трубочки из бересты, развились и теперь бились на ветру неопрятными лохмами. В этих волосах не было ни единой черной пряди, указывая на великую силу жрицы Синяптук во владении Голубым огнем… или на дикие деньги, выкинутые ею за стойкую южную краску ультрамарин.
– Вы разгневали Храм! – пронзительно и страшно, как выпь над болотом, заверещала она. – Я, жрица Синяптук, личная представительница верховных жриц Храма Айбансы и Дьябыллы, заслуженная наставница земли Сивирской, за беспримерные заслуги в борьбе с черным шаманизмом награжденная Ледяной звездой героини Сивира, пришла к вам! Я доверила вам важнейшее для Храма дело поимки все-Сивирского преступника! Но вы не оценили оказанной вам чести! Вы только делали вид, что ловите!
– Мы ловили, большая начальница жрица, мы ловили! – закричали снизу, от чумов. – По следам ходили, весь лес истоптали, ловушки ставили, мы…
Не глядя, жрица Синяптук метнула клубок Пламени – кричавший едва успел шарахнуться в сторону.
– Охотились? – как толстая зловещая сова, проклекотала Синяптук. – Почему же преступник до сих пор не изловлен, не заперт в клетке, не доставлен ко мне? Сколько я могу еще ждать? – она обвела жутким взглядом сгрудившихся внизу людей. – А ну взяли самострелы, копья – и марш на охоту! Или вы приволочете мне из тайги этого зверя – или не вый дете оттуда сами!
Трещали горящие чумы. Не смея рыдать в голос, тихо всхлипывали женщины. Мрачные мужчины принялись разбирать снаряжение.
– Достославная госпожа жрица… – вдруг подал голос высокий охотник. – Ежели нам, кроме преступника, еще какой зверь встретится – можно его себе оставить?
– Жадные стойбищные – только о себе думают! Ладно, берите… – презрительно махнула рукой жрица.
Сжечь наглеца за беспредельный эгоизм и нежелание бескорыстно служить Храму… но сейчас ни одно охотничье копье не было лишним. Пусть живет… и жрет, раз ни на что большее не способен!
Зато покрытый ожогами и пятнами копоти полуголый старик неожиданно схватил охотника за плечо.
– Не надо, Димдига! – испуганно прошептал старик. Сейчас никто не опознал бы в нем стойбищного шамана – его шаманская шапка, бубен, мантия, все сгорело с чумом. Но хоть знания удалось вынести из Пламени – вместе с собственной головой. – Хозяин тайги разгневается! Из тайги нельзя брать больше, чем для жизни нужно…
– Очнись, шаман! – высвобождая плечо, бросил охотник. – Для жизни нужна еда, а у нас ничего не осталось!
– Хозяин об этом не знает! Тайга не виновата, что у нас тут жрице Пламя в голову ударило и все мозги выжгло!
– Подстрекаеш-шь? – перекошенная злобой физиономия жрицы нависла над ними. Ее рука поднялась для броска, на ладони вскипел клубок Пламени…
Димдига заслонил старого шамана собой…
– Пламенная моя… соратница! – раздался голос из поднебесья. – Вы б как-то пригасили свой… взрывной темперамент! Мы будем выдвигаться на охоту или вам нравится поголовье местных старичков прореживать? Их внуки будут благодарны, но у нас, кажется, другая задача?
Вторая жрица вовсе не походила на Синяптук. Стройная и сильная, как охотница, уверенная и злая. Когда жрицы и их охрана свалились на несчастное стойбище, объявив охотникам, что отныне их дело ловить не соболей, а все-Сивирского преступника, эту, вторую, Димдига боялся больше, чем Синяптук. Жрица Кыыс умна. Теперь-то он понял свою ошибку – дурака бояться надобно сильнее, чем умного.
Жрица Синяптук бросила на парящую рядом Кыыс недобрый взгляд… и Огненный шар погас на ее ладони.
– Собак возьмите! – скомандовала Синяптук. – Пусть нюхом ищут!
– Мы с собаками не охотимся, мы на них ездим! – растерялся Димдига. – Не умеют наши собаки искать-то!
– А теперь – научатся! Что встали? – накинулась она на собственный отряд храмовой стражи. – Гоните их к лесу! И сами – копья на изготовку!
Взятые на ремни ездовые псы нервно взлаивали и крутились, не понимая, чего хотят от них люди. Храмовые стражи шли по обеим сторонам нестройной толпы охотников. Копья и впрямь держали на изготовку – то ли против охотников, то ли против того, что поджидало в лесу.
Стена деревьев приближалась – хмурая, мрачная, будто насупленная. Сине-золотистые блики от догорающих чумов скользили по белизне снежных шапок. Охотники приблизились к этой стене и канули в нее. Последними исчезли ярко-синие форменные куртки храмовых стражников. Потом смолк лай собак – как отрезало, словно скрывшиеся за стеной леса псы все разом исчезли.
Оставшиеся в стойбище женщины, дети и старики разбрелись по пепелищу. Им предстояло погасить чумы, разобрать уцелевшее имущество и поставить хоть какие шалаши. Чтоб охотникам было куда возвращаться.
Только старый шаман все глядел на темный лес и безнадежно качал головой.
Лучи молодой Утренней Зари не пробивались сквозь плотные кроны сосен, и под деревьями царил привычный сумрак. И тишина – напуганные псы прекратили лаять и лишь скулили, прижимаясь к ногам хозяев.
Димдига уверенно торил тропу снегоступами.
– Слышь, Дим-Дигыч… – Друг Покчо покосился на переваливающегося по снегу стражника и понизил голос до шепота: – Чего жрица говорила насчет борьбы с черным шаманизмом? Выходит, правду люди болтают – вернулись черные шаманы? Донгар Кайгал, Великий Черный – вернулся?
– Я откуда знаю? – огрызнулся Димдига, изучая следы на снегу. Следы нравились ему все меньше. Четкие больно. Точно пресловутый преступник, доведший жрицу до того, что она стала плеваться Огнем, позаботился, чтобы охотники не отстали и не потерялись.
– А шаман наш чего говорит? – не отставал Покчо.
– Шаман – нормальный белый, как по заветам Храма и положено, и с приходом на Сивир Долгой ночи силу свою теряет. Потому ничего знать не может, – наставительно сказал Димдига.
– А вот был бы у нас шаман, который не только Долгим днем, но и по Ночам силу не теряет, – мечтательно сказал Покчо. – Глядишь, и братца твоего злой дух юер не унес бы, и мать моя до Утра дожила бы…
– Был бы у нас такой шаман – гореть нам всем Синим пламенем. Согласно статье два, пункту один кодекса Снежной Королевы и Ее Советника, – отрезал Димдига.
– Кодекс – он для жриц и богатых родов, – буркнул Покчо. – А мы и так горим, без всякого кодекса. И Советника, говорят, убили. – Покчо снова оживился. – Королева и убила: он с Донгаром поладить хотел и снова черных шаманов в стойбищах завести!
– Заткнулся бы ты… – косясь на жриц, процедил Димдига. – Вот этим! – и сунул Покчо пучок сушеной травы. – Всем рты закрыть! – прошептал он.
Охотники принялись доставать пучки травы и зажимать их зубами.
– Зачем это они? – пропыхтела лавирующая между ветвями жрица Синяптук.
– Чтобы их мысли не вырвались изо рта вместе с паром и дичь не узнала план охоты, – бросила жрица Кыыс.
– Стойбищные предрассудки, – поморщилась Синяптук. – План нынешней охоты знаю только я!
– Ну… вы можете засунуть себе кулак в рот. Если влезет, конечно… – предложила Кыыс.
– Все шутите, жрица Кыыс! – принужденно усмехнулась Синяптук.
– Я вообще-то издеваюсь, – пробормотала Кыыс, но толстая жрица ее уже не слушала.
Она с хрустом проломилась сквозь низко свисающие ветки сосны и воспарила над охотниками в просвете меж деревьями.
– Вытянуться цепью – через одного, охотник – стражник, да-да, стражников тоже касается! Зажгите факелы! Кричите! Стучите! Пусть собаки лают! Мы поднимем шум! – она ударила кулаком по ветке, та закачалась, стряхивая снег. – И тогда проклятый зверь вскочит со своего лежбища и побежит, побежит…
Задрав головы, охотники ошалело глядели, как толстая жрица, похожая на большую сине-белую муху, мечется под сенью дерев. Только мухи жужжат, а эта – орет.
– По-моему, она слегка перепутала вид нашей дичи, – буркнула Кыыс.
– Шумите, говорю! – разорялась Синяптук. – Или мне подогреть ваше желание служить Храму? – она скрючила пальцы – между ними вскипел Огонь.
Стражник ударил древком копья по стволу. В тишине стук прозвучал глухо и жалко.
– Стучите! – прорычала Синяптук.
Стражники грянули копьями по древесным стволам. Растерянный Покчо дернул за ремень своего ездового пса – пес нерешительно гавкнул.
– У-лю-лю! – вдруг завопил кто-то…
Из заснеженных кустов выметнулся отощавший после Долгой ночи заяц. Щелкнул самострел, стрела вонзилась зайцу в бок, опрокинув его в снег. Охотник подвесил тушку к поясу. Через мгновение орали все. Растянувшись длинной цепью, охотники бежали по лесу. Собаки рвались с ремней и захлебывались лаем. Из подлеска сыпалась дичь.
Словно все зверье, что охотники упустили, гоняясь за храмовым преступником, своей волей вернулось к ним. Неслись обезумевшие зайцы. Юркой лентой метнулся по кустам соболь, бессмысленно путая след, побежала обезумевшая от ужаса лисичка. Свистели стрелы, и даже стражницкие копья пришпиливали дичь к стволам сосен.
«Мы не умрем! – думал Димдига. – Не сдохнем с голоду посреди тайги, оставшись без чумов, байдары и припасов! Шаман не прав, Хозяин тайги не гневается на нас!» Он снова выстрелил, попал, побежал дальше. Одурев от азарта охоты, неслись отпущенные с ремней псы. Димдига мчался вперед, как настоящий егдыга-богатырь, взвихряя за собой снег, красный снег, пропитанный кровью убитой дичи… Красный снег!
Димдига зацепился снегоступами и рухнул ничком. Холодная снежная маска облепила лицо, возвращая трезвость мыслей. Размахивая копьем с насаженной на него лисой, пробежал храмовый стражник. Глаза его выпучились так же безумно, как у мертвой лисы, и так же страшно скалились зубы. Димдига видел спины стражников, обтянутые ярко-синей кожей форменных курток, и родовичей в охотничьих парках – они бежали и убивали, убивали! А дичь все не кончалась!
«Хозяин тайги посылает столько дичи лишь тем, кто сделал ему доброе. Мы ничего доброго не делали. Значит…»