Я выругался самой непристойной бранью, какую только знал. Плевать, что леший может подслушать, да и не только он один, как выяснилось.
Человек на пне засмеялся, щёлкнул пальцами, и к нему подбежали обезображенные умертвия: один вовсе без лица (без глаз и носа, рта, со шрамами на этих местах), ростом ниже лешего, а второй без руки и одной ноги. Они лихо подскочили к хозяину, оба кивнули и направились ко мне. Я зарычал и ощерился, приготовился напасть на уродов, но моя левая задняя лапа почему-то не слушалась, будто застыла, и мне пришлось вновь сесть. Больно не было, эти мелочи лишь злили меня. Умертвия без опаски сняли обмотанную вокруг дерева цепь и возвратились к человеку, спокойно подтаскивая меня за собой. Упираться было глупо и неудобно – лапа так и осталась онемевшей, и я волок её за собой.
– Добро пожаловать в Мой Лес, путник, – с улыбкой на пожелтевшем лице сказал человек.
Я усмехнулся про себя: «Ещё скажи: ″Будь как дома″». Человек, конечно, тут же прочёл мои мысли и снова улыбнулся, приговаривая:
– Это едва ли, едва ли. Ну-с, и кто же у меня тут шалит в серой шкуре? Кто ты такой?
Не знаю, мог ли человек слышать интонацию моих высказываний, но, гордо вскинув морду, я твёрдо заявил: «Я князь!. А вот ты кто?»
– Я здесь тот, кто спрашивает, а ты – отвечаешь, – нравоучительно произнёс худощавый.
В ответе не было особой нужды, ведь я и так догадался: это Предводитель, которого «уважал» мой знакомый леший. Предводитель нечисти, стало быть, со смешным и трогательным именем или прозвищем «Зайчик».
– Ага, значит, князюшка ко мне пожаловал… чудесно. Удобно ли тебе, дорогой князь? Не жмёт ли цепочка? Ты прости, дружок, но это мера предосторожности: знаю я вашего брата, и уж кому-кому, а волкам и так-то веры нет, а оборотням – и подавно. И, надо сказать, давно я не встречал такого, чтобы контроль был полноценный, человеческий. Опасный ты зверь.
Предводитель с интересом разглядывал меня, на сухом лице блуждала улыбка. Он был совершенно лысый, горбоносый, и кожа обтягивала его череп, едва не лопаясь, словно он не ел и не пил долгое время, засыхал как дерево в пустынных землях. Он щёлкнул пальцами, и задняя лапа обрела былую подвижность. Благодарить за это я не стал.
***
Зайчик сидел на почерневшем троне-пне вальяжно, закинув ногу на ногу, выставив вперёд костлявую руку и любуясь своим единственным перстнем, что переливался в предзакатных лучах солнца.
«Так почему же просто не убил меня?» – Мысленно спросил я, занимая удобную позу для беседы по душам.
Предводитель нечисти картинно вздохнул, потянулся, зевнул и ответил с усмешкой, подперев впалую щёку кулаком. Сухощавый и надменный скелет.
– Эх, князюшка…. Молодой ты ещё, зелёный. Да скучно мне, вот тебе и ответ. Ну, что ж за жизнь будет, если я так каждого встречного-поперечного убивать стану, а? И так нынче с собеседниками не густо, а мне чем прикажешь заниматься? Я уж и так вон как лес преобразил, вычистил, седьмой год тружусь без устали; каждый комарик ко мне с докладом летит, лешие и пикнуть не смеют – приказа ждут, упыри путникам улыбаются – не трогают, мавки голыми бегать перестали, негодницы – какой-никакой, а порядок.
Я усмехнулся и добавил:
– Ну да, как же, видал я твоих мавок: всё одно при луне платье скидывают, поганки…
– Это так, единичный случай, – отмахнулся Зайчик. – Раньше-то они совсем нагишом шмыгали по болотам своим, да не церемонились с заблудшими. А сейчас и им скучно стало, да и я позволения на убийство не даю.
