– Не ведаю. Да ведь знали только мы. Да те разбойники, что удерживают Есения…Да тот возница, что сундук отвозил в тот раз…Да тот мальчишка, что послание передавал…Да тот старик, что…
– Получается, много людей…– нахмурилась Дива. – Теперь я уже и не выясню, кто меня сдал…
– Я спросить хотела…– любопытная Мирава лукаво понизила голос, потерев сонный глаз. – Что же было той ночью темной? Куда княгиню отводили? Обижал князь?
– Не знаю, что ответить…Нет, не обижал он меня. Но та ночь была ужасна, – Дива с безразличием смотрела в окно, за которым гудел дождик. – Он сказал: «Знай край да не падай».
– Что это означает? – недоуменно захлопала ресницами Мирава.
– Я думаю, это предупреждение. Последнее самое. И если я еще раз ошибусь…Он не пожалеет меня. Да я теперь всего бояться буду! – огорченно выдохнула Дива. – А у меня столько врагов…Меня любой может с легкостью оклеветать…Мне даже из терема выходить отныне страшно! А, кстати, где Любава? – вдруг вспомнила Дива.
– Она захворала. И днем не приходила…Я одна тут поспевала за всем…
– Может быть, это она слила все ему, а? Что скажешь, Мирося? – нахмурилась Дива, вспомнив, что у Любавы когда-то были виды на Рёрика, по слухам.
– Она ни о чем не могла знать, как мне кажется, – пожала плечами Мирава.
– Не могла. Но вдруг…Вдруг украдкой слышала, как мы с тобой переговариваемся?
– Это мог быть кто угодно. Она или не она. Правды мы теперь не узнаем.
– Не узнаем. Но если это был какой-то празднословный балбес – то сие не столь страшно, как если предатель в этих стенах. И если этот предатель Любава…Коли так, то я собственными руками привела в свой дом зло…
– Не собственными руками. Млава так велела, а она наперед видит судьбу, – Мирава поправила съехавший с плеча Дивы платок. – Я думаю, что в итоге все на пользу княгине обернется.
Изборск гудел, как комариный рой. Сегодня люди готовились допоздна работать – дожинать толокой поля. Все жители от мала до велика, крестьяне и дружинники, высыпали на широкое раздолье. День обещает быть жарким. К вечеру, когда уборка урожая окончится, можно будет отпраздновать долгожданные дожинки – возблагодарить богов за их дары и поклониться земле. Праздник Жатвы самый радостный, долгожданный и любимый. Ведь близится завершение страды. И люди, наконец, смогут отдохнуть после тяжелого лета, полного полевых работ.
Уже на рассвете к еще влажным от росы нивам потянулись вереницы дожинальщиков. Мужчины несли на плечах горбатые острые косы, а женщины – серпы. И вскоре поля наводнились смехом и голосами.
– Хороший хлеб, – Трувор отправил на зуб зернышко, предварительно вышелушив его из колоска.
– Как ты догадался? – усмехнулся Годфред, который пришел на жатву уж точно не для того, чтоб к вечеру свалиться изнеможенным от усталости.
– Хрустит…– раскрыл Трувор секрет спелого хлеба. Расставив широко стопы, он склонился к земле и сделал влево несколько замахов изогнутой горбушей. Его левая рука была на косовище спереди, а правая – за ней сзади. Разогнувшись, Трувор на лету повернул косу, поменяв местами положение ладоней, и теперь уже замахнулся вправо. Некогда любимый гридь Рёрика явил необыкновенную сноровку в косьбе. При каждом его взмахе срезанные злаки падали на землю равномерным ковром. И вскоре по обе стороны от него стелились две желтеющие полосы. И все-таки, несмотря на очевидный опыт в деле собирания хлеба, было видно, что парень утомляется быстро. Виной сему, очевидно, явилось наклонное положение, из которого производилась работа косой-горбушей. Трувор то и дело хватался за спину, которая начинала ныть. И все-таки это не повод останавливаться так скоро.
