– Поступила информация из апреля, – сообщил Бухгалтер. – Последние торги прошли успешно. Снижение расценок воспринято, как и ожидалось, негативно, но обошлось без инцидентов. Однако аккредитованный в боевом кочевье священник, некий Дюпре, сообщает, что, вероятно, следует ожидать обострений. Возможно, на следующих торгах стоит усилить апрелитов июньской ротой, а то и двумя. И вообще, господа, если позволите, моё мнение таково: в ближайшее время нам следует ожидать неприятностей. Каждая убывающая последовательность имеет предел. При его достижении, как правило, происходит кризис. В нашем случае он может обернуться социальным взрывом. Думаю, что в зиме понимают, к чему идёт дело, и вместо локальных стычек мы можем получить организованный отпор. И войну, господа. На два года раньше, чем мы предполагали.
– Им нечем воевать, Дэвид, – пренебрежительно бросил Уотершор. – Уже сейчас нечем. Оружие у них на исходе, боеприпасы, согласно расчётам – тоже. Даже если они затеют войну завтра, с нашей стороны это будет блицкриг. Да, конечно, не обойдётся без жертв, которых через пару лет можно было бы избежать. И без некоторого упадка в товарообороте. Однако подобные вещи – последствия любой войны. Да и потом, война – лишь один из возможных исходов. По моему мнению – маловероятный. Скорее всего, им придётся попросту сдаться на милость.
Джерри закурил, глубоко затянулся и откинулся в кресле. Сдаться на милость означало уничтожение мужчин и ассимиляцию женщин среди населения осенних и весенних месяцев. Об этической стороне вопроса, похоже, никто и не заботится, по крайней мере, в обсуждениях её тщательно избегали. Даже Самуэльсон, вместе с ним голосовавший против плана Уотершора-Ригана, поступил так лишь потому, что боялся экономического спада, а вовсе не из-за неприятия геноцида.
– На милость, говорите? – Джон Доу едва заметно улыбнулся. – По самым грубым прикидкам, сколько в зиме способных к сопротивлению мужчин?
– Тысяч двадцать, – быстро ответил Уотершор. – Может быть, двадцать пять. Но оружия у них нет. Хорошо, если одна винтовка на троих. А то и меньше. Ну, ещё охотничьи ружья. А через два года не останется вообще ничего. Мои парни одолеют их без боя.
Джерри откашлялся. Пора, лучшего момента ему не дождаться.
– Я хочу кое-что предложить, – сказал он и почувствовал, как тонкая струйка пота пробежала от затылка вниз по спине. – Кое-что, над чем работал последние месяцы. Вот здесь, – Джерри извлёк из планшета стопку бумаг, – подробности и детали. А пока позвольте на словах.
– Говорите, – кивнул Джон Доу.
– Вкратце план сводится вот к чему. Людей зимы мы оставляем в покое. Армию расформировываем. Превращаем вояк в шахтёров и дорожных рабочих. Заселяем ими ноябрь и март. Освободившуюся рабочую силу в осени используем на полях. В бумагах – подробные планы переселения и перепрофилирования. Там же калькуляции по сметам и суммарный баланс. Общая выгода от проекта в деталях расписана в приложении. Она, по самым скромным подсчётам, колоссальна.
Джерри замолчал, и наступила пауза. Сказанное ещё не дошло до собравшихся, не воспринялось, пока оно только шокировало. Лысина Бухгалтера покрылась каплями испарины, но он вопреки привычке не донёс до неё платок. Оливер Риган звучно сглотнул, поперхнулся слюной и закашлялся. Красное от загара лицо Уотершора стало багровым. Лишь Джон Доу остался, как всегда, невозмутим и бесстрастен.
