Лэнгдон поколебался, не зная, как лучше сформулировать ответ.
– Книга в своей основе о культе богини – принципе женской святости и связанной с этим понятием символикой в искусстве.
– Соньер был знатоком в этой области?
– Как никто другой.
– Возможно, он прослышал о вашей книге и пригласил вас на встречу, чтобы предложить помощь?
Лэнгдон покачал головой.
– О моей рукописи не знал ни один человек. Она была всего лишь наброском, и я не показывал ее никому, кроме моего издателя.
– Вы никогда не разговаривали с месье Соньером? – спросил капитан, когда лифт пришел в движение. – Не переписывались? Ничего не посылали друг другу по почте?
Еще один странный вопрос.
– Нет. Никогда.
Фаш тряхнул головой, словно для того, чтобы этот факт крепче отложился в памяти. Никак не прокомментировал ответ и молча смотрел в хромированные двери кабины. В их отражении Лэнгдон заметил у капитана зажим для галстука – серебряное распятие с тринадцатью крупинками черного оникса. Символ был известен под названием crux gemmata: крест с тринадцатью драгоценными камнями являлся графическим изображением Христа и двенадцати апостолов. Лэнгдон не ожидал, что капитан французской полиции будет так открыто афишировать свои религиозные взгляды. Хотя, с другой стороны, это типично для Франции, где христианство не столько религия, сколько право по рождению.
Лифт дрогнул и остановился, и в этот момент Лэнгдон поймал отразившийся в дверях направленный на него взгляд капитана Фаша.
Он поспешно вышел за ним в коридор и от неожиданности замер. Фаш обернулся.
– Я вижу, мистер Лэнгдон, вам не случалось бывать в Лувре после закрытия.
Интересно, подумал Лэнгдон, пытаясь овладеть собой, как бы я попал сюда ночью?
Галереи Лувра славятся своими высокими потолками и обычно залиты светом, но сегодня в них было удивительно темно. Приглушенное красное сияние, казалось, лилось из-за плинтуса, и на мозаичном полу там и тут расплывались багровые лужицы.
Вглядевшись в тусклоосвещенный коридор, Лэнгдон удивился, как ему сразу не пришла в голову эта мысль. Все крупные музеи мира пользуются красным светом в качестве служебного ночного освещения. Неяркая, нетравмирующая подсветка позволяет сотрудникам и охране находить дорогу и в то же время сохраняет полотна в относительной темноте, устраняя эффект старения из-за долгого нахождения на ярком свету.
– Сюда. – Фаш круто повернул вправо и повел его по соединяющимся друг с другом галереям.
По сторонам, словно снимки в проявителе, возникали огромные полотна и пристально следили за их перемещением. Под потолком камеры безопасности не сводили с них объективов, будто предупреждая: Вы у нас на виду. Не вздумайте к чему-нибудь прикоснуться.
– Среди них есть и настоящие? – поинтересовался Лэнгдон, кивнув на камеры.
– Конечно нет, – мотнул головой Фаш.
Лэнгдон ничуть не удивился. Площадь галерей Лувра составляла многие акры – потребовались бы сотни сотрудников, чтобы только просматривать видеоматериал. В наши дни большинство крупных музеев придерживаются политики безопасности, основанной на принципе поимки преступника. Не надо отпугивать вора. Надо запереть его внутри. Система включается после окончания работы музея. Теперь, если злоумышленник тронет произведение искусства, выходы из зала будут перекрыты и он окажется за решеткой еще до того, как прибудет полиция.
Где-то в глубине мраморного коридора слышалось эхо голосов. Шум доносился из утопленного справа в глубину стены алькова. Из двери на пол падал яркий свет.
