Его вопросы висели в воздухе, тяжелые и несправедливые. София смотрела на него, на его разгневанное, потерянное лицо, на Леру, которая держала его за руку, как будто сдерживая, но в ее глазах читалось… удовлетворение? Алина и Дима замерли, наблюдая за драмой.
Марк медленно поднялся из-за своего стола. Он не сказал ни слова. Его лицо было непроницаемой маской. Он взял свою папку, кивнул Софии – коротко, без эмоций – и направился к выходу. Его спина была прямой. Он прошел мимо Никиты, не удостоив его взглядом.
– Марк, подожди! – позвала София, но дверь за ним уже закрылась.
Никита резко выдернул руку у Леры.
– Отлично! Просто отлично! Я тут бегу с тренировки, чтобы поддержать, а тут… – Он махнул рукой в сторону экрана Софии и уходящей фигуры Марка. – Разбирайся со своим героем и своим проектом сама. И с этим… чатом.
Он развернулся и вышел тем же путем, что и Марк, хлопнув дверью так, что задрожали стекла в окнах.
София осталась стоять посреди опустевшего класса. Перед ней – обрывки проекта, которые еще предстояло собрать воедино. На экране телефона – ядовитое сообщение «Скептика», сеющее раздор и подозрения. В ушах – эхо хлопнувшей двери и голоса Леры, которая уже что-то успокаивающе шептала ей на ухо, обнимая за плечи. Но это объятие было как удавка. Она чувствовала, как паутина лжи и зависти сжимается вокруг нее все туже. Единственный человек, который протянул ей реальную руку помощи, был изгнан подлым намеком. И ее бойфренд, вместо защиты, поверил яду.
Она посмотрела на Леру. В глазах «лучшей подруги», в их мнимой заботе, она наконец-то ясно увидела то, что не хотела видеть раньше: холодный, расчетливый огонек торжества. И поняла: «Скептик» был не одинок. Он был лишь голосом. Голосом той самой зависти, которая притаилась за улыбками ее друзей. И война только начиналась. Следующая атака будет еще страшнее. Она должна быть готова. Она должна найти союзника. Или научиться сражаться в одиночку. Взгляд ее упал на закрытую дверь, за которой исчез Марк. Он видел. Он знал. Может быть… он единственный, кому можно верить?
Общежитие № 3 Университета «Перспектива» вечером превращалось в муравейник, кишащий жизнью. Сквозь тонкие стены доносились смех, музыка, споры о философии и предстоящих зачетах, запахи дешевой лапши и слишком резких духов. Но в комнате 407 царила гробовая тишина, нарушаемая только тиканьем часов и нервным постукиванием Софии по клавиатуре ноутбука, который она одолжила у кафедры на время ремонта своего.
На экране медленно, мучительно собирался Феникс. Фрагменты из кэша браузера, сканы черновиков, отчаянные попытки воссоздать утраченное – все это складывалось в бледную, искаженную тень былого великолепия. Работа шла медленно. Каждая линия, каждый цветовой переход напоминали о потере, о предательстве. И о том, как легко ее идеальный мир рухнул.
София сидела, скрючившись на узкой койке, обложенная распечатками. Толстовка Никиты, пахнущая его одеколоном, валялась в ногах – символ прошлого, которое теперь казалось фальшивым и нелепым. Он не звонил. Не писал. Его гневный уход из компьютерного класса, подогретый ядом «Скептика» и шепотом Леры, казался окончательным приговором их отношениям. А Лера… Лера прислала десяток сообщений: обеспокоенные («Соф, как ты?»), предлагающие помощь («Приходи, порисуем вместе!»), язвительные под видом заботы («Не грусти из-за Никиты, он дурак, а новенький… ну, он странный, но если тебе нравится…»). София проигнорировала их все. Впервые. Каждое слово Леры теперь отдавалось фальшью, как звон пустой жестяной банки.
