– Дай подержать!
Он протянул мне часы. Они показались мне тяжелыми, но при этом как будто мягкими и круглыми. Я повертела их в руках.
На внутренней стороне крышки виднелась гравировка. Я повернула часы к лампе, чтобы рассмотреть надпись.
– Орест! Смотри! – крикнула я.
Разбирая буквы с завитушками, вырезанные на блестящей поверхности, я прочла:
Инженеру – майору
Акселю Острёму
за долгую и верную службу
Дорожно-строительное ведомство
Гётеборг. 2 декабря 1892 г.
Аксель! С ума сойти! Как могли часы Акселя очутиться под камнем Сильвии? Кто положил их туда и зачем? Ведь Аксель исчез из Лерума до того, как умерла его собака Сильвия, – так нам рассказала Герда. Значит, это точно не он.
И зачем потусторонний голос рассказал нам на сеансе о камне Сильвии?
Тут у меня мелькнула мысль.
– Интересно, а они идут? – проговорила я. В верхней части часов виднелось колесико. Я повернула его несколько раз, потом отпустила.
Часы начали тикать.
Тик-так, тик-так.
Секундная стрелка побежала по предназначенному ей маленькому кругу.
После перерыва длиной в сто с лишним лет.
На дне шкатулки, под часами, лежало несколько сложенных пожелтевших листков. Я бережно развернула их. Первый оказался письмом, написанным на пишущей машинке – на тонкой старинной бумаге, как в прошлый раз. Но вместе с ним – еще и несколько листков поплотнее, отпечатанных типографским шрифтом и пронумерованных.
– Это же страницы из книги! – выпалила я.
Вверху первой книжной страницы я увидела заголовок: МОНОХОРД. И стала читать вслух:
Монохорд, или однострунный канон, как указывает его название, имеет только одну струну, последняя же для усиления звука укреплена на полом деревянном основании, также называемом резонаторным ящиком, и может быть укорочена по собственному благоусмотрению.
Но что это такое? Я ни слова не поняла.
На странице было два рисунка: рисунок 416 изображал ящик со странными черточками – судя по всему, это и был монохорд, а рисунок 417 – «дрожащую струну».
– Ты лучше посмотри письмо, – сказал Орест. – Может быть, мы узнаем, чего он хочет на этот раз…
Машинописные буквы слегка расплылись, но текст можно было прочесть.
К счастью, письмо оказалось разобрать легче, чем строки про монохорд, хотя оно было старинное и написано высокопарным стилем. Дрожа от нетерпения, я срывающимся голосом прочла его вслух. Затем мы с Орестом сделали его краткий пересказ. Само письмо приводится ниже, но при желании вы можете его пропустить – например, если вам не нравится все время спотыкаться о слова «донельзя» и «премного». Самое главное мы отразили в пересказе.
Лондон, 7 октября 1893 г.
Дорогой брат!
Могу представить себе твое недоумение при получении этого странного письма, когда миновало уже так много месяцев с тех пор, как я пустился в путь. К тому же я и не имел намерения возвращаться.
Долгие годы я тщетно пытался доказать и объяснить загадочные земные силы, подлежащие измерению тем инструментом, который я когда-то похитил у великого инженера Нильса Эрикссона, – так называемыми звездными часами. Но мой замысел не удался. Правда, я обнаружил земные силы вдоль путей, проходящих по земле вокруг Лерума, но они постоянно пульсировали. Я полагал, что эти земные силы каким-то загадочным образом изменялись согласно движению звезд, но мне так и не удалось постичь, как это происходит.
Ты наверняка помнишь, как я признался тебе в этом поздним вечером несколько лет назад, когда особенно остро нуждался в верном друге. Ты помнишь также, что меня настойчиво призывала закопать инструмент в землю фрёкен Сильвия, загадочная девушка, которую я встретил в годы молодости, но так и не смог увидеть вновь. Она попросила меня укрыть звездные часы так, чтобы только избранный, дитя-лозоходец, смог найти их, когда придет время. Фрёкен Сильвия была убеждена, что только дитя-лозоходец сможет употребить звездные часы на благие цели. Она попросила меня также сохранить слова странной песни, которую она мне спела и которая, похоже, как-то привязана к лозоходцу.
