– Ты сам признал, что могут быть и другие причины такого решения. Нужно правильно сформулировать вопросы, и затем ответить на них самостоятельно. А там, где ответить не получится – копать.
Солнце на Марсе заходит быстро, и когда я попал домой, было уже темно. Я почти боялся возвращения, боялся увидеть глаза Катрины, словно в том, что произошло, была моя вина. Словно это я её подвёл. Но именно Катрина могла бы меня понять, как никто иной – будь мы близки с нею так, как в детстве. С программы «Архангелы» её сняли в шестнадцать лет; так решили не преподаватели, не Асано и, тем более, не Юрковский, а компьютер, обрабатывавший результаты тестов. Все экзамены она сдала с проходным баллом, биологию – так вообще блестяще. Но проверка психических показателей выявила недопустимый для межпланетных полетов уровень агрессивности в сочетании с показателями эмпатии на нижней границе нормы. Короче, на Земле сказали бы, что моя сестра – без пяти минут преступница.
Всем известно, что в шестнадцать лет ещё вовсю бушуют гормональные бури – даже у девушек, которые, как известно, созревают раньше парней. И мы надеялись, что спустя время результат окажется иным. Кэт подала апелляцию, и ей разрешили пройти тестирование ещё раз – через полгода, когда ей уже исполнилось семнадцать. Две десятых балла, на которые сократился показатель агрессивности, не смогли исправить положения.
Дорога на Землю оказалась для неё закрыта.
Я забрал Кэт к себе из кампуса с сильнейшим нервным срывом. Той же ночью она чуть не сбежала из Арконы в Новую Гавану; я вовремя услышал, как она выбирается из дома. Сманил ее не кто иной как Сато Тэцуо, приемный сын Максима Юрковского, вылетевший из «Архангелов» еще раньше – по слухам, за то, что переспал в стенах кампуса с однокурсницей, что строжайше запрещалось. Оказалось, что в этого засранца Кэт была влюблена уже давно; плохая репутация не только не убавила, но даже подхлестнула ее интерес, на который я, признаться, смотрел сквозь пальцы.
Кому-либо стучать о побеге Тэцуо я не стал: хочется жить в «вольном городе», да и пес с ним. Кэт, конечно, рвалась к нему, как безумная, разбила мне губу и чуть не перебила колено (так что нечего пенять на искусственный интеллект), но кое-как мне удалось ее скрутить и «отключить» на пару часов. Очнувшись, сестрица осталась, но при этом не разговаривала со мной около месяца. И до сих пор – нутром чую – носит в себе обиду.
Вскоре Катрину позвала в свою лабораторию Евгения Хованская, работавшая над созданием новой вакцины для исследователей Земли, которая не только предохраняет от инфекций, многих токсинов и радиации, но и в несколько раз ускоряет регенерацию тканей. Кэт, в том числе, оказалась среди тех отважных добровольцев, что испытали её действие на себе (к сожалению, двое мужчин – оба старше сорока лет – во время так называемого «перехода» скончались). «Живая вода» (так прозвали вакцину) повышает устойчивость и к опасному космическому излучению, от которого марсиан защищают искусственные магнитные поля, но процесс адаптации слишком тяжёл, чтобы использовать его повсеместно.
Я зашёл в наш модульный домик, неярко освещённый люминофлорами – ползучими светящимися растениями разных оттенков. Тоску очень хотелось разбавить музыкой. Навстречу мне никто не вышел: неужто Кэт вернулась в лабораторию? Захожу на кухню и вижу на столе салат из манго, который – точно помню! – не готовил. Беру тарелку и несу с собой наверх. Солнце ясное, а это что за звуки?..
