Впервые с тех пор, как Джек лишился руки, он чувствовал себя беспомощным и жалким. Паника звенела в голове сотней колоколов, не давая сосредоточиться, думать… Он мог лишь проклинать себя за то, что не ушел работать на ферму к брату после того, как исчезла Кэт; уже тогда можно было сказать, что руку к этому приложил Хайдрих. Себя ему было не очень жалко – подумаешь, старый дурак без кола и двора! Фред же поднимал троих детей, чьи жизнь и свобода повисли на волоске.
– Как скажете… – тяжело вымолвил он и на ватных ногах зашагал прочь, продолжая при этом смотреть на угрюмого человека в очках, словно тот мог метнуть топор ему в затылок.
Когда Джек очутился снаружи, ветер ударил так сильно, что едва не впечатал его в стену: крыша пассажирского терминала укрывала лайнер не целиком, а на две трети, будто он засунул свой длинный нос в грот внутри горы. Пожалуй, смети караванщика за борт, он бы вряд ли об этом пожалел, но инженеры и архитекторы позаботились о том, чтобы такого не допустить.
Вскоре Джек уже сидел в некогда роскошном баре «Белая русалка», без передышки прокручивая в голове тяжелый разговор с главой Семи Ветров. Как теперь защитить Фреда? Как искать в одиночку (да хотя б и с друзьями?) банду, обладающую самым быстрым транспортом в Антарктиде (если не считать паровых дрезин)? И пускай на дне бутылки ответа не было, в ней можно было укрыться от паники.
– «Морскую деву», – хрипло скомандовал караванщик рыжей барменше по прозвищу Белка. Под романтическим названием скрывалось пойло из перебродивших сладких водорослей, выведенных учеными Золотого Века; оно отдавало машинным маслом, но в голову шарахало что надо. Привозное же вино, которое немногочисленные храбрецы возили из Южной Америки, было сейчас слишком дорогим удовольствием.
– Что стряслось? – нахмурилась Белка. – Выглядишь так, словно тебя пожевали да выплюнули.
– Почти в точку, – пробурчал караванщик, не желая углубляться в тему.
– Деньги-то есть?
Караванщик выложил на стойку уцелевшие от налётчиков сахарные пакетики. Одежда его имела множество внутренних и внешних карманов, а потому заначка при Джеке была всегда и нередко оказывалась как нельзя кстати. А Потерянные Дети в этот раз сорвали слишком жирный куш, чтобы раздевать своих жертв догола.
– Приберёг бы, что ли, – покачала головой Белка, понимая, что гостя постигла беда посерьёзней «разбитого сердца» или проигрыша в кости.
– Тройную, без ничего! – Джек задался целью нарезаться по-настоящему, и сегодня его бы понял и самый упёртый трезвенник. Барменша пожала плечами, подставив стакан под кран бочонка.
Секунду спустя над входом в бар громко звякнул колокольчик, и в зале появился ещё один посетитель – рослый блондин лет тридцати. Сложен он был на зависть многим и прошел с неторопливым достоинством, словно похваляясь своей осанкой и разворотом плеч. Волосы, светлые и настолько блестящие, что казались сделанными из пламени солнца, были стянуты кожаным шнурком в тяжелый пучок и спускались до середины спины. Лицо его было неулыбчивым и состояло в основном из острых углов; о крупный, но узкий нос, казалось, можно было порезаться. Левый глаз отсутствовал, и пустая глазница пряталась за аккуратной чёрной повязкой. Ленты на ней не было: она словно клеилась к векам.
Тяжёлая дальнобойная винтовка за спиной намекала, что её владелец не склонен к сантиментам. Тёмно-синий, с легким металлическим отливом плащ одноглазого выглядел бы слишком легким для сентября – начала антарктической весны – если бы не принадлежал ещё Золотому Веку, когда людей защищали от холода довольно тонкие ткани.
