– Возможно, – после паузы ответил Кныш. – И все-таки так будет лучше. Я найду тебе хорошего адвоката, и если ты говоришь правду, то беспокоиться тебе нечего.
– Ты меня успокоил, – огрызнулся я и швырнул трубку на аппарат.
«Черт возьми! – думал я, вылезая из спального мешка. – Кажется, вокруг меня остается все меньше и меньше людей, которые бы верили мне, как самим себе. Анна с легкостью необыкновенной променяла меня на симферопольского заезжего анестезиолога. Володя Кныш, как дешевая ЭВМ, дал сбой и перестал мне верить, как только ситуация усложнилась и стала неординарной. Остался Леша, с которым я знаком не больше месяца и с которым очень скоро мы расстанемся. Я не могу винить его в том, что он отбил у меня Анну, – я сам сказал ему, что нас с ней ничто не связывает и мы свободные люди. Но как теперь верить ему и надеяться на его помощь?»
* * *
Мне показалось удивительным то, что Анна пришла ко мне похвастать своим счастьем. Я считал, что всякая нормальная женщина в ее положении постарается быстрее исчезнуть с моих глаз, чтобы никогда больше не встречаться со мной и не подыскивать в связи с этим дурацких оправданий.
– Физкультпривет! – крикнула она, прикладывая ладонь к виску, словно отдавала честь.
Я занимался делом, которое прекрасно успокаивает нервы: сидя на верхней перекладине стремянки, собирал персики. Молча глянул на Анну, аккуратно опустил в ведро мохнатый фрукт и потянулся за очередным.
– А я выхожу замуж! – объявила Анна, отодвигая в сторону ветку и заглядывая мне в лицо.
– Поздравляю.
– Знаешь, за кого? – Ее глаза сверкнули безумным блеском.
– Догадываюсь.
– Не может быть! И что ты по этому поводу думаешь?
– Ничего не думаю, – пожал я плечами. – Мне что, не о чем больше думать, как о всякой чепухе?
Анна сорвала персик, надкусила его, извлекла косточку и, причмокнув, кинула ею в меня.
– И ты даже не ревнуешь?
– Размечталась!
Переступая через картофельные грядки, она стала ходить вокруг дерева. «Зачем она все это мне говорит? – думал я, делая вид, что увлеченно собираю персики. – Чтобы отомстить мне и удовлетворить свое ущемленное самолюбие?»
– Не топчи ботву, – сказал я.
– Ничего не сделается с твоей ботвой. – Анна остановилась, сунула руки в карманы шортов. Я интуитивно чувствовал, как в ней клокочет энергия, словно в паровом котле, где давление выросло до критической отметки. Ее слепило солнце, и Анна щурилась, отчего глаза превратились в тоненькие щелочки.
– Надеюсь, этот человек окажется намного достойнее меня, – сказал я.
– Конечно, достойнее! Можешь даже не сомневаться в этом! – воскликнула Анна. – Это замечательный человек. Он в отличие от некоторых никогда не предаст.
Все ясно. Анна решила возобновить дискуссию. Если человек по своей воле возвращается к давно закрытой теме, значит, его мучают сомнения.
– Когда свадьба? – поинтересовался я.
– Очень скоро.
Я вздохнул.
– Жалко парня.
Анна достала из заднего кармана пачку сигарет и попыталась прикурить, но спичка каждый раз ломалась. Заметив мою усмешку, она кинула сигарету под ноги и втоптала ее в землю.
– Мне жалко тебя, Вацура, – сказала она. – Мечешься, лавируешь, всюду хочешь успеть, отовсюду по кусочку урвать и, где можно, столбишь территорию. И даже не оглядываешься вокруг, не интересуешься, кого походя обидел. Но учти: зло, которое ты совершил, вернется к тебе, как бумеранг. Это закон жизни. Все в ней сбалансировано. Отольются кошке мышкины слезки.
