Я чувствовал себя вполне уверенно, точно не боялся самбиста, знал, что смогу дать отпор. Меня смущала Катя: то ли она так испугалась за себя и меня, что, волей-неволей, опять стала заискивать перед Артёмом. То ли она влюбилась в него и ей не хотелось терять его внимания. Она просто тянулась к нему, искала глазами на переменах, бежала на зов, как собачка-дворняжка. А мне было каково? Я ведь, кажется, влюбился в Катю: думал о ней в школе, особенно дома и даже на тренировке в спортзале. За рассеянность уже не раз получал втык от тренера. Он сказал:
– Саша, что с тобой? Встряхнись! Уж, не влюбился ли ты?
По успеваемости меня признали первым, Артём по итогам за пару контрольных и годовой диктант отлетел на пятое место. И что самое позорное для него: впереди оказались аж три девчонки. Хотя, в принципе, успеваемость в классе всем была по барабану. Перебиваются "so-so" на тройку и замечательно живут. Балдеют за планшетами, покупают в складчину новые версии игр, в общем, всё "ok". Но учебный год кончался и родителям не всё равно, как наша успеваемость.
Я слышал, у Артёма с отцом, владельцем ярмарки бытовой техники, был большой скандал, не ожидал тот, что сын вылетит из отличников. Катю, в связи с частыми переездами, не аттестовали, за лето предложили сдать экзамены по математике и русскому языку. Она подошла ко мне, попросила подготовить её к переэкзаменовке. А я уже знал, что уезжаю с отцом к деду и довольно скоро. Но пообещал и в этот же день мы просидели в библиотеке школы больше двух часов. Я сказал, что нужен репетитор, но по её реакции понял, что денег в семье нет. Кстати, это можно было понять по старенькому "Жигулёнку", на котором родители приезжали за ней в школу. Я предложил свои накопления на ноутбук, около десяти тысяч рублей. Она отказалась, без продолжения этого разговора.
На последнем занятии учителя приходили, в основном, чтобы попрощаться с нами до осени. Артём сидел сзади меня, крутил в руках какой-то старенький планшет. Когда самая строгая в школе учительница Леокадия Ивановна (кличка Лика), подходила к моему столу, он буквально подбросил мне планшет. Я глянул на экран, опупел: одни голые женщины. Учительница сказала, посмотрев на меня:
– Не можете даже на прощальный урок придти без компьютеров, – и тоже опустила глаза на экран.
Что было дальше? Лучше не рассказывать. Папа вроде бы поверил, что меня подставили, а мама до сих пор считает, что я мерзавец. Тяжело было, особенно в первые день-два. С Артёмом разбираться – бесполезно: он открестился не только от планшета, но и сказал, что я постоянно показываю всем пацанам в классе картинки из женского душа. И вскоре улетел с родителями в Турцию. Не знаю, если бы не отец, ходивший к директору, что со мной было: наверное, отчисли ли бы из школы. Но про драку с Артёмом из-за Кати я не сказал ни слова. Может быть, и зря: ноги отсюда росли, без сомнения.
Вот с такими мыслями я прилетел к деду Николаю. Сказал, что мне очень надо с ним поговорить, один на один. После обеда, когда баба Таня прилегла отдохнуть, мы с дедом ушли на реку, к причалам. Тишина стояла послеобеденная, знойная, молчали лодки, не шли по руслу пароходы и баржи. Только волны тихо плескались о деревянные сваи. Рассказал я деду эту печальную историю, и впервые мои родственники узнали про драку.
– Ты чувствуешь себя победителем? – почему-то спросил дед. Ответил я сразу, не раздумывая:
