– Давай, давай, снимай, – подбадривал его Витька, – разместишь фото в нашей стенгазете. Потом с грустью добавил: «И пришьют тебе «дело о политической дискредитации братской Румынии», и поедешь ты следующим летом из-за этого кукурузного огрызка в погонах не на юг, а строго в противоположном направлении!»
– Зачем? – не понял сразу Куперман.
– Как зачем, – снег убирать. Там снега много.
Серега испуганно шарахнулся от окна. Купе завизжало от восторга.
Поезд, наконец, тронулся. Народ с интересом прильнул к окнам, стараясь рассмотреть все подробности и сохранить в памяти самое примечательное и интересное – заграница все же! Однако, несмотря на все их ожидания, ничего стоящего внимания снаружи не наблюдалось. За окном вырисовывался один неизменный пейзаж – бесконечные, сменяющие друг друга поля подсолнечника и кукурузы, иногда прорезаемые узкими проселочными дорогами, с пылящими по ним конными повозками местных крестьян. Изредка, правда, в эту унылую декорацию нищеты и первобытности вламывались символы прогресса и цивилизации – коптящие трубы нефтеперегонных заводов с прилепившимися к ним убогими рабочими поселками.
– А не испить ли нам чайку, – наконец не выдержал Кошкин, заговорщически подмигнув своим спутникам. Те, в предвкушении, одобрительно загудели.
– Николаша, дружок, – вальяжно обратился Кот к пробегавшему мимо поездному халдею – шустрому малому, быстро ставшему своим в незнакомой студенческой компании и уже успевшему изрядно надоесть своими бесконечными байками: как и что он «перетаскивал через бугор».
– Скажи, любезный, остановки еще будут? – продолжал веселиться Витька.
– Не, теперь только вечером, в Бухаресте.
– Тогда, подай нам, голубчик, чайку, покрепче!
– Сей момент!
Вскоре чай был подан и тут же отправлен наружу, обдав крупными коричневыми брызгами стекла соседнего купе, где ехали преподаватели. Через минуту в их купе просунулась изящная головка Наташи Троицкой, 30-летнего доцента с «экономики», роковой красавицы, точной копии популярной в 70-е годы актрисы Нелли Корниенко.
– Ребятки, у вас все в порядке? – игриво справилась она.
– У нас все под контролем, не беспокойтесь Наталья Александровна! – авторитетно заверил ее Кошкин.
– Вот и ладненько, – удовлетворенно отметила она и закрыла дверь
– Не женщина, Богиня, – одобряюще загудело купе, – так мужиков понимать!
Выставленный кем-то «пузырь 0.5» быстро разошелся по кругу. За ним, после скромной закуси (харчи надо экономить!), второй. В купе становилось шумно. Пошли разговоры «за жизнь». Наконец, жара и духота сделали свое дело – народ разомлел и, расползшись по «нарам», дружно захрапел. Один Куперман, державшийся за стакан ради поддержания компании, еще сидел у окна с фотоаппаратом наизготовку, но и его тоже начало неумолимо клонить в сон. «Нет, надо все же поспать», – окончательно решил он, убирая камеру в чемодан. Быстро сбегав в местный «ватер клозет» и отметив похвальную регулярность и чистоту его уборки, Серега собрался нырнуть на свою верхнюю полку. За окном начал проплывать неожиданно чистый и уютный городишко – аккуратные белые домики с черепичными крышами, утопающие в зелени садов, асфальтированные дороги с четкой дорожной разметкой и автомобилями, а не телегами. Серега невольно залюбовался. Идиллия закончилась также внезапно, как и началась – за городской окраиной потянулась огромная свалка бытовых отходов. «Со всей Румынии, что ли везут», – удивился Серега, обозревая поистине альпийские горы мусора. Апофеозом всего этого контраста явился живописный цыганский табор со своими разноцветными кибитками, колоритно раскинувшийся у подножия мусорных гор. Женщины стирали белье, малышня увлеченно копалась в отбросах, мужчины вели под уздцы распряженных коней. “Да это просто «Табор уходит в небо»,– восхитился Серега, вспомнив фильм Эмиля Лотяну, и полез за камерой, резко дернув замок чемодана. По закону подлости, тот предательски заел и не хотел открываться. «Вот, блядь такая», – чертыхался Серега, разрывая молнию. Все же последняя телега с цыганской семьей попала в кадр…
