И она так пролежала, пока Тоша через некоторое время не проснулся. Он стал собираться на работу… Надел свежую рубашку, лёгкий пиджак, но завтракать не стал. Покурил и ушёл. Она же всё это время делала вид, что спит… И, убедившись, что он точно ушёл, пошла в душ – отмываться от прошлой ночи.
Алина всё ещё чувствовала себя неприятно – стыд лишь усиливался. Она хотела бы, чтобы это всё оказалось лишь дурным сном, но внутренний голос ей тут же подсказал, что сон был вовсе не таким уж и дурным. Секс был хорош всё-таки.
Краска опять залила её лицо. Какой же это стыд! И она чуть себя не выдала… Надо вести себя естественнее, естественнее!
Алина тоже стала собираться на работу – университет ждал. Надо как-то продержаться этот денёк, а дальше станет куда проще. Всё забудется, всё обязательно забудется – так уж мозг устроен: стирает плохие воспоминания.
Брюзгин вёл себя очень беспокойно – просто не находил себе места. Он и вставал, и снова усаживался, плюхался на кресло, снова подрывался, оглядывался. Мутноватые глаза его бегали из стороны в сторону. Он в третий раз хотел закурить, но худой мужик в белом халате с выбритыми висками снова отобрал у него сигарету. И строго покачал головой.
– Здесь не курят, Тоша, не курят. Я тебе в третий раз говорю.
– А я тебе в третий раз говорю, Сева, ты должен мне помочь.
Сева недовольно посмотрел на него, и во взгляде его серо-зелёных глаз засквозило неудовлетворение. Севой он являлся только для него, для других же клиентов – Всеволод Тимофеевич Жарков, врач высшей категории, уролог, сексопатолог, ярко выраженный эктоморф, незаурядный шахматист и любитель старых энциклопедий, занимавших треть его солнечного кабинета.
– Я тебе уже сказал, что надо полностью обследоваться, – ответил он упорно.
– Да нет у меня времени на сдачу спермы и пальцы в жопу, дружище.
– Я, конечно, могу тебе сказать, что у тебя всё в порядке, и это у тебя стрессы… Возраст. Лишний вес. С кем не бывает.
– Но? Я отчётливо слышу эту нотку «но» в твоём голосе, дружище. Что мешает тебе это сказать?
– То, что я не могу откармливать тебя таблетками просто так. Я не могу тебе сказать, чтобы ты пошёл и купил «силу коня». Это же бред. Тебе надо обследоваться. И ставить точный диагноз. Назначать лечение… Ну, сам понимаешь.
– Я всё понимаю, – примирительно сказал Брюзгин. – Но у меня нет времени на всё это… Я вчера сильно поссорился со своей женой.
– Это я каждый день слышу, – заверил его Жарков. – Ты думаешь, так просто поднимать члены?
Антон натянуто улыбнулся.
– Звучит забавно.
– Может быть, – сухо согласился уролог. – Но всё очень серьёзно. Не «дал таблеточку, и всё заработало». Надо причины выяснять.
– Ты же сам перечислял…
– Надо точно убедиться, – прервал его Жарков. – Что всё нормально у тебя с твоей простатой, что она не распухла так, что теперь пережимает мочеточник.
– Всё с ней нормально, – заверил его Брюзгин, но липкий пот у него выступил на лбу.
– Ты когда последний раз обследовался? Уверен, что давненько. Когда у тебя давление ещё не было сто пятьдесят на девяносто. Уж сколько лет я тебя знаю? Давным-давно… И ты ко мне пришёл всего лишь второй раз на приём, хотя я тебя долго уговаривал зайти.
Брюзгин привстал в очередной раз со стула, но уселся опять под взглядом врача. Тот смотрел хладнокровно, сжав губы в тонкую полоску. Лицо его было совершенно гладким, выдержанным, ни одной нервной морщины не пересекало кожу. Он выглядел куда моложе своих лет.
