Я выехала на шоссе. Сказочный пейзаж «Голубых елей» сменился на унылую пригородную застройку. Покосившиеся дома, заброшенные здания непонятного назначения, запущенные дачи.
Дорога. Я должна смотреть вперед и сосредоточиться на движении.
А вот если бы я родила в двадцать три, моему ребенку было бы уже семь лет. Как раз сейчас он пошел бы в первый класс. Или она. Если бы у меня был ребенок, я была бы одинаково рада и мальчику, и девочке.
Я ощутила, как в солнечном сплетении зарождается комок – вот как бывает, когда катаешься на американских горках, только тогда это возбуждающе и приятно, а сейчас было пронзительно и тоскливо.
Точно расплачусь, подумала я. Чего еще ждать от такой нюни? Чуть что, и глаза на мокром месте.
Но слез не было. Я мысленно похвалила себя. Не время погружаться в страдания: часы на приборной панели показывали, что до начала занятия осталось пятнадцать минут.
А я как раз въехала на парковку творческого центра, где преподавала танцы. Успеваю быстро переодеться и выпить воды.
Точно, вода. Я покосилась на две бутылки, лежащие на пассажирском сидении. Надо же, ни одна не пригодилась.
Мои ученицы и – в меньшем количестве – ученики вели себя как обычно. То есть, были несобранны и капризничали. Удивительно, что я хоть чему-то умудряюсь их научить. Иногда родители моих подопечных говорят, что ожидают большего от занятий, и я их понимаю. Учитель из меня никчемный, надо, наконец, это признать.
И жена никчемная. Да и дочь я была так себе. Была…
Отмучившись со второй группой, я отправилась в комнату для персонала и, пока переодевалась, подумала, что зато я могу считать себя хорошей подругой. Я всегда утешала Марину, когда ей было плохо. И это при том, что ее переживания были не особо стандартны – никакой несчастной любви, сплошь расстройства из-за неудач в учебе или на работе. Когда Марина училась в своем исследовательском университете последний год, у нее совсем не было денег. Я предлагала ей взять у меня и просто так, и в долг, но она отказывалась наотрез. Говорила, что лучше будет сидеть на гречке и воде, чем станет пользоваться моей добротой, как это делают некоторые другие люди.
Тогда я придумала план. Давала Марине курсовые по химии и биологии, которые якобы нужно было выполнить для знакомых из моего педагогического. Никому ничего делать было, конечно же, не нужно – я просто нашла способ помочь подруге. Думаю, Марина что-то подозревала, но так никогда и не высказала свои подозрения вслух.
***
Все столики в «Гладиолусе» были накрыты кремовыми скатертями и уже сервированы в ожидании гостей. Но занят был только один, в самом углу, подальше от посторонних глаз. Марина уже ждала меня.
– Ужасно выглядишь, – сказала она вместо приветствия.
Я заметила, что официантка, проводившая меня к столу, хмыкнула. Что меня не удивило: из нас троих – меня, Марины и официантки – я выглядела хуже всех. Марину сложно назвать красавицей, но не заметить ее невозможно. Раскосые черные глаза, высокие скулы, длинные темные волосы, заплетенные в две косы. Уверена, в роду Марины были индейцы, уж очень она похожа на индианок, какими их показывают в кино.
Экзотическую внешность Марины подчеркивало простое серое платье до колен. Нарочито неброское, однотонное. Марина не носила украшений и не пользовалась косметикой, и это делало ее без условий сногсшибательной.
Официантка брала очарованием юности. Сияющая кожа, блестящие голубые глаза, пухлые губы накрашены бледной помадой. Тоже в платье – форменном, конечно, но девушке очень шло.
