– Только не волнуйся, – предупредила Лиза. – Не делай резких движений. Открой глаза…
Алиса открыла глаза и ничего не поняла. Все было как прежде.
– А в чем собственно… – она с удивлением взглянула на Лизу и ее озарило. – А-ааа! – закричала она. – А-ааа! – повторила она, но уже с восторгом. – Не может быть! – и Алиса расхохоталась, отчего перекувыркнулась, испугалась и чуть не упала.
Она висела в воздухе! Как… Как шарик! Парила!
И дело было не столько в том, что она невесома, не в том, что Алиса испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие от того, что ее тело – легкое как листок, а от восторга, от счастья, что переполняли ее, и делали все эти пустые для человека сравнения «лечу», «парю», «не касаюсь земли» действительностью, жизнью. Она и правда ощущала все то, о чем человек способен лишь фантазировать – в меру собственного, иногда скудного, временами плодовитого, но всего лишь воображения.
Ей было так хорошо, что жизнь покалывала ее, пощипывала, Алиса впитывала происходящее вдруг ставшей столь восприимчивой кожей, и не было в этой эйфории ничего пугающего, ничего, что можно было бы сравнить с наркотическим упоением, к которому так тянутся слабые люди, готовые жизнь променять на чувство всепоглощающего счастья.
– Дай руку! – сказала Лиза.
Алиса протянула руку, и Лиза потащила ее за собой – чуть выше, и правее, и они сделали круг, вернулись к дому и спустились пусть не с небес, но все же из воздуха на землю.
– Я тебе тут кое-что подмешала, – призналась Лиза, указывая на коктейль. – Но в следующий раз ты сможешь сама. Принцип ты поняла?
Алиса лишь кивнула. Слова казались лишними.
– Сегодня будет вечеринка! – возвестила Лиза, напугав Алису, которая еще не выбралась из сладкого сна, где все было лиловым и лазоревым.
За окном смеркалось – дни еще были короткими, хоть уже и ощущалось скорое торжество весны. Сколько же она спала? Наверное, это не имеет никакого значения…
Лиза была в одежде – даже в шубе, но в руках держала кофе.
– Вечеринка у меня дома, за городом. Я живу на Ярославке. Вот кофе, вот адрес, можешь позвать подруг.
И она ушла, оставив после себя душный запах «Шанель № 5» и чашку кофе с молоком.
Алиса хлебнула кофе и позвонила Фае с Марьяной. Новость, что у Алисы теперь есть подружка-ведьма, не очень-то их обрадовала (наверное, Алиса уж слишком ею восторгалась), но любопытство пересилило, и они сказали, что приедут.
К девяти собрались у Алисы. Лиза предупредила, чтобы все были в белом: Фая надела белое шифоновое платье «ампир» от «Версаче», с летящей юбкой до пола, Марьяна – замшевое мини с высокими белыми сапогами, а Алиса выкопала из гардероба потрясающее белое платье от «Азедина Алайи» – музейный экземпляр, который она буквально вырвала из рук Линдсей Лохан, когда прошлый раз ездила в Нью-Йорк на неделю моды. Платье чудом оказалось в одном из модных секонд-хэндов, называвшихся теперь винтажными магазинами, и был скандал, но Алиса пригрозила порвать платье, если оно не достанется ей. Оно было как из книги по истории моды – с разрезами по всему телу, скрепленными шнурками, и облипало Алису, как вторая кожа.
Фая с Марьяной объявили, что она чересчур вырядилась, но согласились, что наряд того стоит.
Они заказали такси – чтобы можно было выпить с чистой совестью, и отправились на Ярославку.
Дом стоял посреди поля, а точнее, на большой и красивой поляне (все прелести пейзажа, правда, можно было оценить только летом) и был такой огромный, что даже Фая, которая отчего-то всегда делала вид, что ее ничем не удивишь (после особняка ее родителей площадью в полторы тысячи квадратов, и правда, трудно было поразить воображение), опешила.
