Глеб потянулся, глянул ещё раз на небо: какой жаркий день! Надо бы сходить в погреб, достать жбан с домашним квасом. Он уже направился было во двор, когда его внимание привлекло облачко пыли на другом конце деревни. Глеб встал на цыпочки, всмотрелся и понял, что это бежит местный деревенский сорванец Колька.
«Чего так несётся?» – подумал Глеб. Может, новость какая? В прошлый раз почтальонша ему доверила принести письмо, пришедшее из Ленинграда, так же бежал, как ошалелый. Запыхавшийся мальчишка остановился напротив Глеба и выпалил:
– Дядя Василь из райцентра приехал…
– Ну и что? Почту привёз?
– Нет, слушай… Война началась.
– Какая война?
– Германия сегодня… утром… напала на Советский Союз, – вставляя глубокие вдохи и выдохи между словами сообщил прибежавший.
И Колька помчался со своей новостью дальше.
Немцы пришли не сразу. Сначала приехал разведотряд на трёх мотоциклах. Прямо посреди деревни один из фашистов дал очередь из автомата по перебегавшему дорогу гусю. Мотоциклисты остановились и несколько минут хохотали. Стрелявший подобрал мёртвого гуся, и все поехали дальше, к дому председателя колхоза. Тот уже ушёл на фронт, в добротной хате жила его семья. Немцы осмотрели все помещения, между собой что-то прокурлыкали, сели на свои тарахтелки и укатили. В другие дома даже не заглянули, тогда партизан ещё не боялись.
Глеб всё это наблюдал из окна. Значит, не сбылись его надежды на то, что немцы здесь не объявятся. Он вспомнил недавний разговор с Колькой. Тот спросил:
– Как думаешь, война скоро кончится?
– Шут её знает… последняя война с немцами несколько лет шла… – авторитетно заявил городской житель.
– Ничёсе… а в Белоруссии воевали? – не отставал пацан.
– Воевали, но сюда не дошли, не боись. В Могилёве ставка царя была. Значит, немцев тут не было. В учебнике про это мало написано, там всё больше про Гражданскую, но я это точно знаю. В другой книжке читал.
Глеб и в самом деле надеялся, что фашистов остановят и откинут назад ещё до конца лета, и он спокойно поедет в Ленинград. Мама в самом начале войны послала телеграмму, чтобы он из деревни не выезжал. Дороги бомбят…
Погостить в Белоруссию мать отправляла Глеба по просьбе бабушки, которая очень любила внука. Фёкла Платоновна была человеком прошлого века, о котором Глеб мало знал. Конечно, он читал о трудной жизни во времена империалистического режима, но бабушка вспоминала о том времени всегда с теплотой, как о лучших годах жизни.
– Чего ж там хорошего было при царях? – спрашивал внук, пытаясь утвердиться в собственных представлениях о мрачности и серости дореволюционного прошлого.
– Молодость моя там была, любовь, надежды на лучшее.
– Какая же ты непросвещенная! Это сейчас мы верим в светлое будущее коммунизма, а тогда ещё и не знали об этом! – вспыхивал внук.
– Ну да, ну да… – соглашалась Фёкла Платоновна.
В буфете у бабушки напоминанием о мирной жизни стояли разные фигурки. Глеб как городской житель считал это деревенскими обычаями, а от учительницы литературы в своей ленинградской школе слышал, что фигурки на комоде – это «признак мещанства». А это что-то нехорошее, низкое. Хоть у бабушки фарфоровые куколки и животные стояли не на комоде, а за стеклом, словно в музее, внуку почему-то было стыдно за любимого человека. И однажды он решил об этом поговорить:
– Ба, а зачем у тебя эти куколки, игрушки, ты ведь уже не маленькая?
