Начинается!
Я не стала подслушивать дальше.
По правде, не собиралась и раньше, хотела пройтись перед молитвой, когда увидела подлетающий к особняку мазмобиль последней модели. Я узнала его по цвету – ярко-красный. Специальная, женская модель. Самая безопасная на сегодняшний день. Я слышала, охранники так говорили.
Просто, когда они приземлились у гаража, а потом вышли, такие весёлые, счастливые, я не смогла уйти. Мне так хотелось посмотреть хоть издалека на эту, их жизнь.
Пока неслась к себе в спальню, пыталась унять рвотный позыв. Желудок налился такой тяжестью, что терпеть не было никаких сил.
Мне нужно уйти из этого дома. Я здесь лишняя. Сижу днями у себя – меня никто и не найдёт, если однажды я не выйду из комнаты. Просто не станут искать. А каждая встреча, с кем угодно из них, как новая лавина боли. И каждый раз чувство такое, что ещё капля и я не выдержу. Даже на улице, на чужой тетре, у меня и то больше шансов найти доброту.
Больше, чем в этом доме.
“Каждая тварь Господня достойна любви” – так всегда мне говорила Анка – моя вторая бабушка.
Я, видимо, не тварь. Или не Господня. Если в этом доме нет никого, способного хотя бы на понимание. Бежать прямо сейчас, куда угодно, пусть я и не смогу вернуться домой, пока нас не разведут, всё что угодно – лучше такой жизни.
Только помолиться сперва. Такой шаг мне самой, без Господа не сделать.
Закончила всякое-чего и только-только стала входить в то самое, молитвенное состояние. Потому и не услышала ни стука, ни шагов, ни скрипа двери.
– Я… это… я хотел… а что ты делаешь? – у двери мялся мальчик лет двенадцати, мялся сам и мял в руках пакет.
Светлые волосы, голубые глаза, вытянутое лицо – однозначно, Совин.
Замысловатая стрижка – волосы у лба чуть длиннее, завиты. Один в один, как у Влада.
– Благодарю Господа за сегодняшний день, – само то, что со мной просто заговорили, спросили что-то такое обыденное… я так отвыкла от человеческого отношения.
Он задумался, закрутил головой. Сделал несколько неуверенных шагов – я не стала останавливать.
– Ты ведь жена моего брата? – я кивнула, подавив горькую усмешку. – За что ты его благодаришь? Твой отец предатель императора и силы тетрархов. Которую должен был беречь, – я просто начала часто дышать. Он, этот ребёнок, он говорит слова взрослых, это не его мысли. Ему их внушили. Не злись, Сариша, он не понимает. – Моего брата Его Величество заставил на тебе жениться. Влад любит Дмитру.
– Это он тебе так сказал?
Сделавшись важным, он чуть нагловато, по-совински усмехнулся, уверенно подошёл ко мне, я всё стояла на коленях у окна. Стала подниматься.
– Мужчины такое не обсуждают. Ты что! Так Дмитра сказала, что скоро император остынет и тебя выш… ой! – он залился краской, – отправят отсюда домой. Тогда Влад женится на Дмитре. Так зачем ты молишься? Папа говорит, что бога нет, что религия – инструмент управления массами. Что людям, кто живут в нищете, нужно понимать, ради чего они живут. А писание даёт им веру – все их мучения на земле – ничто, жизнь пролетит, как миг, а дальше их ждёт вечная, безмятежная жизнь за их страдания.
“Многие же будут первые последними, и последние первыми”.
– Ты сам тоже так думаешь?
– Конечно. Так же папа говорит. А почему ты молишься здесь? Молятся же в церкви? Мы ездим по праздникам.
– Мне… – сглотнула ком, – мне нельзя ездить в церковь. Ты знаешь… иди-ка сюда! Как тебя зовут?
