– Про охоту я не мастак рассказывать, я охотником-то никогда не был…
– Да не про охоту, просто про жизнь, ну или байку какую-нибудь. Мне вон рассказывали… – были у Серёгина сомнения по поводу времени, к которому относится эта баечка, но решив, что все неточности можно будет обойти или списать на вымысел автора, или скорее авторов, так как каждый вправе добавить ещё что-нибудь, украшая тем самым легенду, начал повествование:
– Это значит, когда я в Северо-Енисейском районе был… – вот он, первый ляп, нет ещё ни Северо-Енисейска, ни района этого – пронеслось в голове у Серёгина, и он тут же исправился: – На правом берегу Енисея, где золото моют. По-разному моют: кто артелями, кто компаниями, с друзьями-товарищами, а кто и поодиночке. Ну, как говорится, тайга-то большая, золота всем хватит, но одно дело намыть, а другое дело донести его до города, потому как ближе к Енисею всегда разбойники шастали. Ну, вот и выходил один такой старатель-одиночка и почуял он, что следят за ним, наблюдают. Сразу-то, стало быть, побоялись подойти, он с ружьём был, будто с охоты возвращался, вот и не подошли сразу -то.
Николай согласно закивал головой.
– Но что-то, видимо, не соответствовало в нём, не совсем походил он, видимо, на охотника, или выдал себя чем, или ещё чего, отрезали ему бандиты дорогу к Енисею и стали оттеснять его в тайгу. А не знали того разбойники, что патроны-то у него ненастоящие, вернее, как настоящие – капсуль, там порох, всё как положено, но вместо пули или картечи золотом снаряжены были. Вот идёт он вверх по речке и понимает, что всё равно, рано или поздно, окажется он в лапах у грабителей этих и золота всё равно лишится, хоть бы самому живому остаться, а поэтому, ну, чтобы жизнь свою сберечь, ни бежать, ни отстреливаться ему нельзя. Вот и решил он тогда до конца охотника изображать. Идёт и стреляет, а что, патронов много ведь, ну дичи какой-то набил, а в основном по камням большим, что в стороне от реки, стрелял. Надеялся, что если жив останется, песок золотой и самородочки-то отыскать подле камней сумеет, вот и высадил он все золотые патроны по приметным камням.
Серёгин замолчал, ожидая от Николая оценки действий этого охотника или каких-либо комментариев, но Николай только цокнул языком, покачал головой и кивнул: что, мол, дальше-то было.
– Ну, а дальше всё, как и предполагал этот горе-старатель. Ночью подкрались, напали, обыскали, всё перетрясли, но золота не нашли, попинали немножко, но убивать не стали. Ружьё и сапоги, правда, отобрали, но ничего, до города дошёл, ноги, правда, поморозил, поэтому и не пошёл золото своё собирать. А продолжение истории этой в восьмидесятых годах получилось. Пошли геологи по речушке, что такое: на каждом повороте «следы» золота, это так песок золотой называют. Где ни копни, вдоль всего русла золотые песчинки находят, а кое-где и самородки мелкие, да много так. Загуляли на радостях геологи, что, мол, скоро премию получат, а глубокой разведки не сделали. Отчитались куда положено. Начальство тоже довольное, техники понагнали, рабочих человек триста, драгу уже собирали почти – это такая машина огромная, которая золото моет. Строительство средь тайги развернули, а потом выяснилось, что золота-то нет… Потом, когда выяснять-то стали, каждый пятый про эту историю слышал, вот что получается.
– Слышал, да не прислушивался, – скороговоркой добавил Николай.
