– «Публика любит того, кто вначале скандализирует ее», – произнес Рубен.
– Кто сказал? – спросил Аблай, взявшись за ручку, чтобы записать цитату.
– А хрен его знает, но сказал правильно и точно.
– Не мешайте мне развивать мысль, – произнес Савва, – мы переходим к главному. Можно просто остановиться на этом, а можно пойти дальше. Кризис в форме скандала создается для того, чтобы его бэтменизировать.
Аблай хотел было снова обратиться к Рубену за разъяснением, но, увидев предостерегающую физиономию того, сдержался.
– То есть прилетает «бэтмен» и все улаживает, – поторопился объяснить Рубен, как бы отвечая на риторический вопрос Саввы.
– Вот именно! Один американец русского происхождения написал книгу, помогающую понять русский характер. В ней он избрал типичную для Запада метафору. Добиться авторитета можно двумя способами: заработать на велосипед или сломать велосипед у других. То есть путь зависти к богатым – это путь России, а путь труда и созидания – путь Америки. Метафора сия много раз озвучивалась в либеральной прессе, но никто не отнесся к ней критически. Кто же в ней действует?
Народ ругает олигархов не из зависти. Это просто разочарование в своих элитах. Ведь никто из них не создал велосипеда, как, скажем, Генри Форд. Олигархи постсоветского пространства присвоили себе общий велосипед, покатались, сломали его и сбежали за границу. Нефтяные вышки, которые эксплуатируются частниками, дают нефти в два раза меньше, чем в СССР. А ведь именно СССР изобрел свой велосипед, причем в условиях экономической блокады, сам себя кормил, строил промышленные объекты, осваивал космос, в отличие от своего конкурента в двадцатом веке, Соединенных Штатов, которые после Второй мировой войны в Европе поняли: чем хуже будет вокруг, тем лучше им. Чем больше кризисов и войн, тем лучше доллару. Отсюда следует: если пользоваться выше указанной метафорой, то США – это как раз тот мальчик, который ломает велосипеды у других, а потом дает прокатиться на своем велосипеде, но за деньги.
Итак, завершаем наш сегодняшний ликбез. Современное образование – это тот же набор старых просвещенческих концепций, о чем свидетельствует перечень школьных и вузовских дисциплин.
– Ну, а образ? – с какой-то мукой произнес Аблай.
– В гуманитарной области он должен быть либералом, в технической – прогрессистом-технарем. И в той, и в другой – трудоголиком, – заключил Савва и добавил: – Что-то сегодня мы переборщили с теорией.
16
Гонка перешла свой экватор, и уже никто не выдвигал новых идей, не предлагал новых мероприятий. Работали до одиннадцати, потом расходились по домам. Утром снова на автомате собирались в офисе. Правда, к теории обращались все реже, а в распорядок дня ввели анализ случившегося на территории Елактау.
Особое внимание уделялось действиям конкурентов. Но сегодня обычный распорядок был сломан. Позвонила секретарша Чингизова, передала приказ приехать.
Савва не любил такие вызовы. Ата-ага приглашал его либо сам, либо через Нуртая. Вызов через секретаршу был чем-то вроде знака неуважения к сыну.
Когда Савва вошел в кабинет в Чингизову-старшему, тот кивнул ему на стул за приставным столиком, а сам так и остался за своим массивным двухтумбовым столом.
Чингизов-старший не был оратором, но паузы держал классно. Собеседнику в такие минуты мучительно хотелось, чтобы он наконец заговорил. Если же он подчеркнуто молчал, то собеседник сам начинал заполнять паузу.
