Когда минует август - страница 2

– Ну и что?

– А то!.. – седой на секунду призадумался, отчего мне показалось, будто он начинал трезветь. – Одно зверьё круг-гом…

Старик начал нелепо размахивать руками, то и дело приговаривая: «Одно зверьё!.. Зверьё!.. А люди-то где?!» Продолжая негодовать, он свернул на набережную и, по-прежнему делая усердные попытки не упасть, побрёл восвояси. Ну а я – дальше по проспекту.

В районе памятника Екатерине Великой было весьма людно. Художники предлагали зевакам свои услуги, на что некоторые лениво соглашались; у киоска с мороженным томилась длинная очередь, не сокращавшаяся ни на шаг; повсюду стояли лавчонки с сувенирами, игрушками, книгами, вокруг которых суетились возбуждённые покупатели, желавшие приобрести ту или иную безделицу. Шумный говор, смех и восклицания наполняли воздух неуловимым флёром беззаботности.

Жизнь на Невском бурлила.

Я подходил к длинному жёлтому зданию. Надпись над входом «Большой гостиный двор» словно зазывала к себе. Я опустил глаза на вход, откуда вышла женщина средних лет в каком-то рванье. Мы встретились взглядами. Она двинулась в мою сторону, не сводя с меня глаз. Была чем-то напугана, её всю трясло. Мне стало не по себе. Когда женщина оказалась в паре шагов от меня, я заметил, как её зрачки неестественно поползли на лоб, а лицо побледнело, словно она угодила в таз с мукой.

– Доведите меня, – едва слышно промолвила оборванка.

– Что с вами? – стараясь не чокнуться от её присутствия, спросил я.

– Доведите меня! – настойчиво прошипела она сквозь жёлтые зубы.

Женщина вцепилась в рукав моей куртки и жалобно поглядела на меня своими жуткими зрачками.

– Ладно, – из последних сил сдерживал я себя. – Куда?

Она ткнула пальцем в ту же сторону, куда прежде направлялся я. Мы двинули. Слабая женская рука, породнившаяся с моей курткой, тряслась всё больше и больше. Сначала думал предложить женщине помощь, да только чем я помог бы этой несчастной, когда вся её суть была налицо?

– Ты случаем не из Купчино?

– Чего? – не понял я.

– Никогда туда не суйся! Слышишь меня? – бормотала попутчица, испуганно озираясь по сторонам. – Там тебя так надурят, ещё виноватым сделают…

– Куда не суйся?

– В Купчино, Купчино! Говорю же!

– Что это?

– Так ты не местный что ли? – женщина отпустила мой рукав и на мгновение перестала трястись.

– Нет…

– Давно приехал?

– Ну вот только что.

Побледнев ещё больше, чем прежде, она малодушно запричитала:

– Тика́ть тебе нужно, пока не поздно! Слышишь меня? Погубишь ты себя здесь! Это ведь не город! Это Содом и Гоморра! Слышишь?!

Её снова затрясло. Она вцепилась в меня двумя руками и, пригвоздив своим ужасавшим взглядом, стала орать во весь голос: «Содом и Гоморра! Содом и Гоморра!!!» К нам подоспели прохожие с вопросами, мол, что случилось, всё ли в порядке, и, не услышав внятного ответа, оттащили сумасшедшую от меня. Я поспешил дальше от этого дурдома, оставив прохожих разбираться с оборванкой.

Вскоре наткнулся на глухонемую старушку, вертевшую перед моим лицом Библией. Она поочерёдно показывала пальцем на фолиант, затем вверх, а после в сторону собора с длинной колоннадой, выстроившейся полукругом. Собор был грандиозен, но любоваться я не мог: мне всё ещё слышались истеричные отголоски «Содом и Гоморра!». Я торопился далее.

«Вот тебе и культурная столица! Вот тебе и Невский проспект!» – думал я про себя. Как там у Гоголя было? – «Всё, что вы ни встретите на Невском проспекте, всё исполнено приличия… словом, большею частию всё порядочные люди…»