Когда надежд не остаётся - страница 16

Мэри отрицательно качает головой, а Майкл не удерживается и тихо замечает.

– Жалко, что ты не разговариваешь, я бы с удовольствием послушал тебя.

На этой ноте к ним возвращается Тэхён. Майклу даже говорить ничего не требуется, он сразу всё понимает, поднимается со стула, говорит: «До встречи» и направляется в сторону выхода. Тэхён идёт вслед за ним, спрашивая о том, всё ли нормально.

– В высшей степени, – заверяет его Майкл и добавляет, – я приеду в следующий четверг. Постараюсь без опозданий.

Доктор желает ему хорошо добраться и, забрав ключи от кабинета, уходит.

Майкл выходит в сад перед клиникой и ещё полчаса сидит на одной из скамеек, переваривая в себе сегодняшнюю встречу с Мэри. На сердце у него так легко, будто он птица и летит сквозь облака, а не человек, ходящий по земле. Может быть, в этом виновато приятное общение – монолог. Но Майкл больше склоняется к версии, что виновата сама Мэри. Старые чувства, кажется, несмотря ни на что вспыхивают в нём с новой силой. Совсем не вовремя. Мэри сейчас и так слишком уязвима, нельзя допустить, чтобы она о чём-то догадалась. Да и Тэхёну лучше не знать. Посещения могут запретить, если кто-то узнает, что на самом деле связывает его и Мэри.

Только когда руки начинают стынуть без перчаток и нос предательски хлюпать, Майкл вызывает машину.

Выйдя на работу на следующий день, Майкл первым делом достаёт телефон и делает несколько фотографий, чтобы было что показать Мэри. Они расстались на плохой ноте, но сейчас, благодаря этим визитам в клинику, ему кажется, что они становятся ближе. Майклу очень нравится это чувство нужности. Хоть оно и продлится, вряд ли, долго. Но оно нужно самому Майклу.

С первым же приездом в клинику ему стало чуть легче. Мэри перестала мерещиться ему по утрам, перестала являться во снах и молчаливо наблюдать за ним. Она перекочевала в реальную майклову жизнь и это оказалось не настолько криповым, каким должно было бы быть, если бы не стёртая память Мэри.

Майкл решает забить и не морочить себе голову раньше времени. Настанет момент, когда откладывать дальше нельзя будет, тогда и подумает о том, что же делать. Пока что он принимает волевое решение не думать об этом. Благо, по работе ему и так есть над чем ломать голову.

Мэри снится, что грудную клетку словно сдавливают со всех сторон. Тяжело и больно дышать. Чувство одиночества и невыносимой тоски заполняет всё её существо, и вроде как это ей снится, но ощущения реальнее чем те, когда она бодрствует. Мэри еле сдерживается, чтобы не скулить, как побитая собака. Так дерёт изнутри.

Она открывает глаза и видит пальмы. Ярко-зелёная листва практически заслоняет небо, оставляя только парочку щелей, сквозь которые пробивается ядрёное, не похожее на сеульское, солнце. Мэри жмурится от рези в глазах и опускает взгляд ниже, провожая ветви с крупными листьями и толстые чешуйчатые стволы. Краски на этот сон не пожалели. Мэри впитывает в себя оттенки изумрудного и салатового, пока смотрит на зелень под ногами – острые наконечники травы и извивающиеся лианы. Изредка, островками, виднеются не менее яркие цветы – голубые, розовые, жёлтые.

Мэри словно попадает в свои картины, наблюдая за богатством красок. Она идёт вперёд, продираясь сквозь плотную листву и запутываясь ногами в лианах, чтобы узнать куда же она попала. В нос бьёт концентрированным запахом каких-то сладких соцветий, зелени, а ещё влаги. Мэри вдыхает жадно, пытаясь заполнить воздухом лёгкие. Она сдирает в кровь локти и плечи, которые не скупясь оглаживают широкие листы и немилосердно хлещут ветки. Но физическая боль не идёт ни в какое сравнение с духовной. Заживить кровоточащие раны возможно, а вот раздвинуть грудную клетку, чтобы не давило так сильно, чтобы не было так тяжело на душе – из области фантастики. Не зря последняя всегда не нравилась Мэри. Слишком неправдоподобная.