Когда не все дома - страница 9

Ольга не смогла себе объяснить, как так случилось, что они снова вместе, снова в одной постели, вернее, в кресле?

Им было не то чтобы тесно, но очень непросто. Необходимо было не разбудить сына, спавшего на диване, и не выдать все подробности примирения родне. Нельзя было и на секунду забыть, что за стеной – детская, вернее, подростковая. Тинэйджеры, конечно, всю теорию уже знают, но Сашка будет против, если её девочки будут готовиться к практическим занятиям, прислушиваясь к подозрительным звукам из соседней комнаты, в которой осталась на ночь тётя Оля, которой «надо поговорить» с дядей Андреем.

В полумраке, шёпотом, лицом к лицу, нос к носу, губы к губам очень неудобно ругаться. А вот целоваться – пожалуйста, сколько угодно, всё в такой ситуации располагает.

И даже необходимость вести себя тихо и скромно добавила в эту ночь какую-то пронзительную ноту то ли чуть грустного воспоминания о первых свиданиях, то ли обещания будущих ночей, расцвеченных всеми красками, огнями и фейерверками.

Ольга всё-таки вырвалась из тесных объятий, скатилась с кресла и села на пол, обхватив колени руками, а потом вдруг неожиданно даже для себя спросила:

– А хочешь, я снова отращу косы? – и с тревогой посмотрела на своего бывшего, который вдруг обозначил перспективу стать настоящим. Глаз в темноте по-прежнему видно не было, но губы были ласковыми.

У Андрея ёкнуло сердце от этого отчаянного вопроса и непривычной покорности. Раньше любимая – да, любимая, и бесполезно прятаться от очевидных фактов – редко спрашивала его мнения, а по поводу своей внешности – никогда. Она считала, что жену муж должен принять любой: блондинкой, брюнеткой, и, конечно же с волосами цвета зелёной тины, похожей на ведьму из сказки, о чём сообщать своей ненаглядной не рекомендовалось. Если Ольга пообещала косы, впереди у них ещё не одна ночь, и не один день. Пока ещё волосы отрастут.

Эту ночь Виктория Петровна – Вика старалась даже в мыслях саму себя называть по имени отчеству, чтобы не забывать, кто она такая, чтобы в имени и в осанке чувствовался статус, чтобы не выглядеть в глазах подчинённых слишком молодо – так вот, Виктория Петровна эту ночь не спала. Впрочем, как и две предыдущих.

Она считала себя умной и успешной, у неё были для этого все основания. Шутка ли, подняться по карьерной лестнице, прыгая, через ступеньку. К тому же Виктория Петровна всерьёз занималась научной работой: мечтала открыть в педагогике какой-нибудь новый подход, или метод, сразу и навсегда вразумляющий детский коллектив в целом и каждого ребёнка в отдельности, написать об этом книгу, объяснить всем тёмным и неразумным, как надо детей воспитывать. Всех научить, а самой прославиться – с этим жизненным планом она и готовилась поступать в аспирантуру. Профессор на кафедре дошкольного образования, солидная, статная дама с военной выправкой, напутствовала её: «Дерзайте!» Муж, старпом дальнего плавания, перед уходом в очередной рейс сказал: «Делай, как знаешь». Только мама, воспитатель с сорокалетним стажем, так сказать, основатель педагогической династии, ворчала: «Молодая ты ещё, глупая. И я тоже глупая – берегла тебя от бед, настоящей жизни не показывала. Нет никаких новых методов, всё старое. Новые только слова, а так всё по-прежнему, идёт как идёт, да и ладно».

Вика от такого ворчания отмахивалась, понятно же, что это у мамы возрастное, от усталости, эмоционального выгорания и тяжёлого характера. Свой характер Вика считала лёгким, так сказать, лайт: безалкогольным, низкокалорийным и с изрядной долей адреналинового упорства – именно такой характер и нужен для успешной карьеры.