С сумерками в лощину спустилась прохлада. Как-то слишком резко она сменила жару. И если днем я страдала от толстого и теплого платья, то сейчас мне даже в нем становилось зябко, особенно когда ветер шелестел в листве, касаясь легкими порывами моего разгоряченного от страха лица.
Единственное спасение от паники видела в крепком сне. Потому свернулась калачиком прямо в траве, поближе к Николе, и зажмурила глаза. Образы невиданных чудовищ никуда не делись, но теперь я хоть не пыталась разглядеть их в темноте. Постепенно усталость взяла свое, и я провалилась в глубокий сон, без сновидений.
– Трусишка?
– Еще не поняла…
– Такая гладенькая, нежная.
– И ужасно худая. Долго не протянет.
– Она же человек, а чего от них ждать.
– Она не одна сюда пришла. Чую запах зверя. Сильного зверя…
– И опасного. Нужно торопиться…
Писклявую перекличку нескольких голосов я отчетливо слышала. Понимала, что уже не сплю, и мне это точно не снится. Только вот как ни старалась пошевелиться или хотя бы открыть глаза, ничего не получалось. Мои конечности и голову словно приклеили к земле чем-то холодным и липким и тем же самым пропитали веки. А перед этим распластали на спине в форме звезды. Я совершенно закоченела, но даже дрожать не могла, скованная все той же неподвижностью.
Где же Никола? Картину вчерашнего дня я сразу же восстановила в памяти и точно знала, что нахожусь не дома, что уснула в лощине, прижимаясь к волку, которого сейчас рядом не чувствовала. И что это или кто копошится вокруг меня? Скорее кто, раз они умеют разговаривать, правда делают это довольно противно – их писк раздражает мой слух. А еще страх принялся накатывать новыми волнами, потому что даже с закрытыми глазами я понимала, что стоит глубокая ночь, и я, по всей видимости, осталась совершенно одна, да еще и во власти каких-то существ, природа которых не казалась мне доброй. Крик рвался из груди, но и он выливался в едва выдавливаемые мычания.
– Кажись, очнулась, – пропищало совсем рядом с моим ухом, обдавая его леденящим холодом. – Пора!
И вот тут началось самое противное. Настолько противное, что даже страх отошел на второй план. На мои грудь, живот, плечи, ноги, руки и даже голову одновременно плюхнулось что-то мокрое и холодное, словно комья сырой после ливня земли. Эти комья принялись копошиться на мне, противно похлюпывая, пока я с ужасом не осознала, что каким-то образом у них получается просачиваться сквозь кожу, проникая все глубже. А внутри меня их уже встречал вновь возрождающийся страх, постепенно перерастающий в неконтролируемый ужас. Он будто раскрывал им объятья, приглашая занять меня всю без остатка. Я старалась вдохнуть свежего воздуха, но с каждым вздохом его в легких оставалось все меньше. Или же его вытесняла все та же мерзость, что лезла в меня.
Когда я уже готовилась расстаться с жизнью и практически ничего не соображала от все возрастающей паники, слуха моего коснулся леденящий душу вой, к которому сразу же присоединилось угрожающее рычание. И приближались эти звуки с молниеносной скоростью. Почти сразу же меня окутало приятное тепло. И хоть я по-прежнему ничего не видела, но точно знала, что сверху на меня льется яркий свет. И даже вой вперемешку с рычанием не пугали. Я точно знала, что в них мое спасение, а не смерть.
«Комки грязи» принялись выскакивать из меня гораздо проворнее, чем проникали до этого. Все это сопровождалось сводящим с ума писком, но и он вскоре затих, а вместе с ним испарился и мой страх. И только тогда я смогла открыть глаза и пошевелиться, превозмогая боль во всем теле.
