Эта фраза оказалась решающей.
— …»С твоей внешностью…» Мне столько раз приходилось слышать от нее эту фразу, что я про себя думала, будто я карлик или уродец какой-то. Ну ты сам представляешь, когда мать тебе такое постоянно твердит. А дело всего лишь в моем росте. Разве я виновата, что не родилась длинноногой дылдой? У меня рост метр пятьдесят три, ну что с того? Мне же не в гренадеры поступать. А времена, когда билетерши не пропускали коротышек в кино «до 16», давно прошли! У меня такое чувство, будто мать уверена, что из-за моего роста мне уготовано во всем остальном в жизни тоже оставаться «ниже среднего». А это неверие меня убивает, понимаешь?
Оля быстро освоилась в общении с Костей и теперь вовсю жаловалась ему на мать.
Костя понимающе кивал. Он не перебивал ее лишними вопросами, давая ей высказаться, выплеснуть свои чувства.
Оле приходилось громко кричать, чтобы Костя мог расслышать ее за грохотом музыки. Они сидели друг против друга за столиком латиноамериканского бара. Порой им приходилось так близко наклоняться друг к другу, что Оля почти дотрагивалась губами до Костиной щеки.
«Аррива ва, эль мундо ста де пье! Гоу, гоу, гоу! Оле, оле, оле!» — раздавался из динамиков знаменитый футбольный гимн Рикки Мартина, заглушаемый зажигательным соло на трубе.
— Два «дайкири», пожалуйста!
— Рекомендую тартилью с креветками.
— Ты что больше любишь, оливки или маслины?..
— Оливки есть с лимоном и с чесноком, вам какие?
«Какое потрясающее чувство, — думала про себя захмелевшая с непривычки после одного-единственного коктейля Оля. — Еще утром я его совершенно не знала, а теперь могу рассказать ему то, что никогда никому не рассказывала, словно он для меня самый близкий человек на свете…»
— Смотрел летом чемпионат по футболу?
— Конечно. Неужели ты тоже?.. За кого болела?
— За Бразилию.
— И я.
В его обществе Оля потеряла свою обычную скованность, всю жизнь мешавшую ей правильно подбирать слова, чтобы выразить свои мысли.
Темнокожая официантка поставила перед ней плоскую тарелку с тартильей — замечательной латиноамериканской яичницей с зеленью, специями и всякой всячиной и второй коктейль. Олю приятно поразило, что каждая оливка была для удобства пронзена палочкой в виде пиратской рапиры.
— Тебе здесь нравится? — близко наклонившись к ней, крикнул Костя.
— Да!
Как ни странно, Оля впервые в своей жизни была в баре.
Матери она решила ничего не рассказывать. Ни о заваленной сессии, ни о знакомстве с Костей.
Она с детства привыкла все держать в себе.
Игоря Вересова я знал еще с институтских лет. Не скажу, что мы были с ним очень уж дружны, нет. Просто, как все студенты (он тоже учился на юрфаке МГУ, только курсом старше, чем я), сталкивались в институтских коридорах, в общежитии, куда я время от времени заглядывал. Сидели в компаниях. Выпивали, ухаживали за девушками. Так и познакомились. В одной компании понравилась нам одна и та же девушка. Ну приглашали ее танцевать наперебой, шептали на ушко всякую чушь. Бросали друг на друга неприязненные взгляды. Все шло к тому, чтобы кто-то предложил «пойти выйти, поговорить» с весьма предсказуемыми последствиями. Конечно, для Игоря, скажу я без ложной скромности. Все-таки мой разряд по боксу кое-чего да стоит.
Но закончилось все совершенно неожиданно. И для меня, и для Игоря, и больше всего для девушки. У хозяев комнаты, где мы пировали, оказались нарды. Я очень увлекался этой игрой в то время. Выяснилось, что и Игорь весьма уважает нарды, причем, так же как и я, он любил более динамичные и непредсказуемые «короткие». И остаток вечера мы с ним провели, кидая кубики и передвигая шашки. А девушке пришлось возвращаться домой одной.
