– А лекарство горькое пила, когда болела? Так вот это тоже лекарство, тоже горькое, но гораздо лучше, – подмигнул он Карскому, – против него никакая болезнь не устоит.
– Но я же не больна!..
– Так заболеешь, коли не выпьешь!
Она с ужасом посмотрела сначала на меня, потом на Николая. И он сказал ей отеческим тоном:
– Нужно!
Эльза мужественно отхлебнула из стакана, закашлялась.
– До дна, до дна, – подначивал Илья Петрович. – Иначе какой же в ней смысл?
Она еще раз посмотрела на Николая и выпила водку залпом, на этот раз даже не поморщившись, а лишь с шумом переведя дух.
– А теперь усаживайтесь и – чаю, – подвинул ей чашку с блюдцем Карский.
А неугомонный Илья Петрович уже вертелся возле меня.
– Богиня наша, а за вами-тo и поухаживать некому, – он принял мою шубку, передал Семенычу. – А у меня беда, знаете ли…
Мы с ним одновременно присели за стол, при этом я не сводила глаза с Николая, а он – с Эльзы.
– Танцовщица наша, Любка, помните ли ее? Ногу сломала, злыдня! Это в самый разгар сезона. Где ж я ей теперь замену-тo найду?! Все приличные танцорки уже ангажированы. К балетным сунулся, так те такие деньги заломили, что впору ресторан продавать. Уж и не знаю, как выкручиваться…
– К чему вы клоните, Илья Петрович? – строго спросила я.
– Голубушка, недели на две не выручите ли? Что вам стоит кроме своих трех дней остальные – ну хотя бы по часику…
– О, уважаемый! Да вы хотите, чтобы я как на службу к вам ходила. Шесть дней в неделю – один выходной? Голос ведь вещь хрупкая!
– Ну уважьте старика, – бормотал Илья Петрович, который стариком вовсе не был, зато страстно любил глупые купеческие обороты. – Я не постою за ценой, в разумных пределах, естественно, но для вас…
Он нагнулся к самому моему уху и прошептал:
– Для вас ничего не пожалею.
– Нет! Я слишком себя уважаю, чтобы вот так разбазаривать свой талант. К тому же у меня совсем иные планы…
Об этих иных планах я не забывала ни на минуточку все это время: у меня венчание, у меня медовый месяц, а вы тут со своим кабаком лезете! – хотелось мне выкрикнуть ему.
– …иные планы, – сказала я и посмотрела на Николая.
А он будто только и ждал этого.
– Я как раз хотел вставить словечко – ты позволишь?
У меня сердце в пятки ушло. Неужели прямо сейчас, при всех он раскроет наши планы и…
– Лиза может вам помочь, – сказал он.
Ни я, ни Илья Петрович сразу и не поняли кто такая Лиза, как именно и кому из нас она может помочь. Девчонка между тем молча вперилась в Илью Петровича, словно хотела его загипнотизировать, а Карский продолжил:
– Ее зовут Елизавета, Лиза. Эльза – это ее сценическое имя. Она танцовщица.
Новость была настолько для всех нас ошеломительная, что никто не решался вымолвить слово, чтобы не расхохотаться быть может. Поэтому несколько секунд все мчали, и только слышно было, как стучат ножи и вилки в руках официантов, накрывающих столы к ужину.
– Танцовщица? – В голосе Ильи Петровича радости совсем не было, один только скепсис.
Он разглядывал маленькую девчонку с птичьим личиком и птичьей фигуркой, сравнивая ее с роскошной пышнотелой Любкой. «Ни одного шанса! – мысленно поставил он ей оценку. – Ни единого!»
– А где вы танцевали? – осведомился он кисло.
– Можно я покажу? – Лиза почему-то обратилась с этим вопросом не к Илье Петровичу, а к Николаю.
– Почему нет? – улыбнулся он.
И только тогда она перевела взгляд, полный мольбы, на Илью Петровича.
